Истина стоит жизни

— Нет, — возразил он, — сначала давай договоримся.

— Странный человек! — возмутился Гримо. — Я должен обещать ему французский паспорт за какую-то бумажку, на которой неизвестно что написано. Если хочешь серьезно разговаривать, читай письмо.

Трост посмотрел на Гримо. Тому не удавалось скрыть своего нетерпения. «Согласится! — подумал Трост с ликованием. — Он ведь сам когда-то намекал».

— Хорошо, — сказал аптекарь срывающимся от волнения голосом. — Я прочту тебе некоторые выдержки.

Трост достал конверт и вынул письмо. Бумага прыгала в трясущихся руках. Подумать только: он на пороге осуществления своей давней мечты! Конечно же, они дадут ему паспорт, за такое дело не могут не дать. Он поедет в Европу! Сначала во Францию, а потом… Хорошо, пусть не в Австрию, туда путь для него заказан, но ведь можно поехать, например, в Баварию, там тоже Альпы, там говорят почти совершенно так же, как у него па родине, там в деревушках под черепичными крышами живут добродушные и доверчивые крестьяне, там растут липы и бродят коровы с бубенчиками… Там он снова откроет аптеку; он женится на богатой крестьянке, у него будут дети… Ах, как прекрасна будет жизнь!

Сморгнув слезу, Трост развернул письмо.

— Читать? Ну вот, слушай… — аптекарь поискал глазами такое место, чтобы оно и не очень разочаровало Гримо своей безобидностью, и не содержало бы особенно важных сведений. — Вот, например, хочешь послушать, что он пишет о Занзибаре? «Европейское общество Занзибара, состоящее по преимуществу из лиц с сомнительным прошлым, погрязло в пьянстве и разврате. Почти каждый европеец, именующий себя негоциантом, замешан в торговле «черной слоновой костью», как здесь называют невольников-негров, и держит по нескольку рабов и рабынь у себя дома… Даже некоторые официальные представители европейских правительств не составляют исключения…» Ну, как?

— Это чепуха, — махнул рукой Гримо.

— Как сказать! — раздался вдруг голос из-за портьеры, прикрывающей входную дверь. — Добрый вечер, сеньоры.

В салоне появился смуглый детина могучего сложения, известный в Занзибаре под одним только именем — Рибейро, отъявленный работорговец, один из тех, кого больше всех касались только что прочитанные строки из письма Бертона.

— С одной стороны, это действительно чистейший вздор, — продолжал пришелец. — Но, с другой стороны, не в наших с вами интересах, сеньоры, чтобы дурная слава о нас распространялась по свету. Знаете, всегда найдутся какие-нибудь моралисты, станут горланить в парламентах, начнут создавать комиссии… Не люблю, когда хорошо воспитанные господа обращают на нас внимание и суют свой нос в дела, в которых они не смыслят. За ваше здоровье, сеньоры, — заключил свою речь Рибейро и, подойдя к буфету, опорожнил стакан рому.

«Черт его принес», — подумал Трост и спрятал письмо. Рибейро из-под густых бровей наблюдал за каждым его движением.

— Кстати, сеньоры, французский консул по всему городу разыскивает своего секретаря.

Это было похоже на правду: Гримо задержался сегодня дольше обычного. Продолжать разговор в присутствии третьего лица было невозможно. Гримо поднялся и сказал Тросту на немецком языке, которого Рибейро не понимал:

— Придется уйти. Я подожду тебя у поворота на Невольничий рынок. Сейчас темно, поговорим на улице. Не задерживайся и постарайся не вызвать у него подозрений. До свидания, джентльмены, — добавил он по-английски. — Желаю приятного времяпровождения.

Едва француз скрылся за дверью, Рибейро подошел к Тросту вплотную, посмотрел на аптекаря сверху вниз и сказал внятно:

— Давай-ка сюда эту писанину, ты, медицинская пиявка.

— Как вы сказали? — пробормотал Трост и попытался подняться, но Рибейро тяжелой ладонью придавил его к креслу, после чего без лишних церемоний полез к Тросту в карман сюртука.

— Погодите, что вы делаете! — хрипло взвизгнул перепуганный Трост и обхватил впалую грудь обеими руками, защищая свое сокровище.

Тогда Рибейро огромным кулаком стукнул Троста сверху вниз по круглой голове; голова мгновенно поникла, как у спящего, а руки повисли вдоль тела. Рибейро вытащил конверт, выпил еще стакан рому и вышел.

* * *

Всю ночь аптекарь Трост разыскивал Рибейро по притонам Занзибара, но нигде не мой найти. Лишь к вечеру следующего дня он застал негоцианта на квартире.

— Какое письмо? Да ты в своем уме? — ответил португалец. — Нет у меня никакого письма. Не веришь — иди, жалуйся.

В том-то и беда, что жаловаться Трост не мог. День за днем он приходил к дому Рибейро и, если тот удостаивал его аудиенции, слезно умолял вернуть письмо. Но португалец только забавлялся его мольбами: послушав, он прогонял аптекаря с угрозой донести на него английским властям. Наконец, когда посещения Троста ему окончательно надоели, Рибейро сказал:

— Вот что, парень: бумажку эту я давно сжег. Ступай себе и не приставай больше.