Истина стоит жизни

— Идите, — сказал консул. — Нет, погодите. Подойдите сюда. Подпишите вот это. Так. Теперь идите.

Когда дверь за Тростом затворилась, консул довольно ухмыльнулся. Он и не предполагал, что удастся так быстро выполнить просьбу своего лондонского приятеля из Скоттланд-Ярда. Приятелю требовался человек, пригодный для любых поручений. Правда, Трост был глуповат и слишком уж труслив — даже не попробовал отпираться. А ведь ничего определенного консул о нем по существу и не знал — так, подозрения… Но трусость не беда — будет безотказнее работать…

Вскоре аптекарь Трост исчез из Занзибара. Никто не знал, куда он делся: много судов отплывало в те дни из занзибарского порта — и в Индию, и в Европу, и в Америку. После ходили слухи, что кто-то видел Троста в Марселе, где он будто бы подносит багаж прибывшим пассажирам, другие сообщали, будто Трост объявился в Лондоне, одет как джентльмен и промышляет скупкой морских инструментов, заложенных по кабакам спившимися шкиперами. Так или иначе, во всяком случае с занзибарского горизонта аптекарь Трост исчез навсегда.

ГЛАВА IV

С давних пор оманские арабы торговали на восточных берегах Африки. Наиболее предприимчивые из них, не довольствуясь теми прибылями, что приносили им сделки с понаторелыми в торговле посредниками, сами пускались в дальние странствия — туда, где невежественные туземцы за пригоршню фаянсовых бус готовы были отдать пару слоновых бивней. Сколько попыток проникнуть внутрь экваториальной Африки оканчивалось неудачей, сколько лихих негоциантов сложило головы в борьбе со стихиями и с враждебным населением, не без основания предубежденным против чужеземцев, — останется тайной африканских дебрей. Но со временем походы торговых караванов в глубь континента прочно вошли в быт восточно-экваториальной Африки. А к середине XIX века арабы, не удовлетворяясь уж кратковременными походами, стали оседать во внутренних районах страны. Они образовывали торговые колонии со складами товаров и обзаводились хозяйством, в котором работали тут же приобретенные рабы…

Далеко от морских берегов, за горами Усагара, за широким засушливым плоскогорьем Угого, в окружении огромных озер и невысоких лесистых горных цепей лежит Уньямвези — Страна Луны. Живописен ее ландшафт: холмистые равнины поросли высокими травами и редкими лесами, обширные плоские котловины орошаются лениво текущими речками и ручейками, вдоль которых по низким берегам тянутся влажные луга и болота, а по высоким — густые лесистые заросли. В одной из таких котловин расположилась центральная область «Лунной страны» — цветущая Уньянъембе, известная во всей Восточной Африке не только своими плодородными полями, тучными стадами, обилием всевозможной дичи, но и тем, что в ней пересекаются торговые пути. Отсюда караванные тропы, проторенные босыми ногами носильщиков, ведут на восток — к Мриме и Занзибару, на запад — в Уджиджи, на север — в царства Карагуэ, Буганда и Уньоро, и на юг — в земли племен варори и вабена, васанга и вахенге.

Центральное положение Уньянъембе наложило сильный отпечаток на жизненный уклад населяющих ее племен. Именно отсюда в первую очередь вербовались носильщики для купеческих караванов, принадлежащих арабам и васуахили. В засушливое время года, когда на полях делать было нечего, все мужское население разбредалось на караванный промысел, нанимаясь с таким расчетом, чтобы вернуться к родному очагу с началом муссонных дождей, подающих сигнал к посевным работам. И именно здесь в первую очередь селились арабские купцы, которые теперь уже не скитались по стране, рискуя жизнью и имуществом, а рассылали во все концы своих агентов, сами же только управляли их деятельностью, оберегали свои запасы да подсчитывали барыши.

Деревни в Уньянъембе, окруженные полями и пастбищами, образовывали большие очаги плотного заселения. Деревни «тембе» были обнесены сплошной прямоугольной оградой из столбов, переплетенных гибкими ветвями. Эта ограда, обмазанная серой или желтой глиной, служила заодно наружной стеной жилищам, располагавшимся вдоль нее под общей, слегка покатой крышей, сделанной из прутьев и соломы, а сверху засыпанной землей[11]. На крыше сушили грибы, тыквенные сосуды и глиняные горшки, а в сезон дождей на ней появлялась молодая травка, отчего деревня издали казалась зеленеющим холмом. В наружной стене имелось несколько проемов, закрываемых на ночь сколоченными из толстых досок дверьми, которые, однако, не висели на петлях, а отнимались напрочь. Пользуясь этими входами, можно было через чье-нибудь жилище проникнуть на внутреннюю площадь деревни; но таким путем могли пользоваться только свои люди, а для чужаков имелся особый, снабженный крепкими воротами главный вход, к которому снаружи вел длинный коридор из частокола, иногда перекрытого сводчатой решеткой из прутьев. Такое устройство селений возникло из потребностей обороны, и хотя в сильной Уньянъембе давно уже царили мир и спокойствие, строительные навыки передавались по традиции, и облик деревень оставался неизменным.