Читаем Истина стоит жизни полностью

— О, можете не сомневаться в моей добросовестности. Я очень рад, что мне представился случай оказать услугу представителям английской нации.

— Вы не пожалеете об этом, дорогой шейх. Англичане всегда были друзьями арабов.

Шейх сложил руки на груди и с благодарностью во взоре несколько раз неторопливо наклонил голову. Это был высокий, худой человек, наружностью напоминавший Дон Кихота, с умными живыми глазами, со спокойной манерой разговора, свойственной бывалым и знающим людям. Шейх Амир был не только опытен в практических делах, он был еще и основательно начитан. В его доме Бертон нашел много арабских книг духовного и светского содержания. Беседы с ним были не только интересны, но и во многих отношениях поучительны, особенно же ценны были сообщаемые шейхом сведения по географии и истории края.

Согласно местным преданиям, некогда Уньямвези представляла собой могущественное государство, объединенное под властью одного правителя. Он принадлежал к племени вакалаганза, которое до сих пор живет в западном районе страны Угагози. Последний правитель умер, вероятно, около ста пятидесяти лет назад: туземцы, не знающие летосчисления, говорят «во времена дедов наших дедов». Сыновья и приближенные поделили между собой его владения, затем последовали новые разделы, и в конце концов древняя империя распалась на мелкие, часто враждующие между собой племена, управляемые недальновидными, эгостичными вождями…

— Раньше мы жили в местности Усукума, — говорил Снай бин Амир, возобновив свой рассказ о судьбах арабской колонии. — Это к северу отсюда, на расстоянии хорошего дневного перехода… Лет десять жили мы там, занимаясь своим делом и ни с кем не ссорясь. Но потом старшины племени мпагамо уговорили нас помочь им в борьбе против соседнего племени мсимбиро. Племена здесь называются по имени своих вождей, равно как и деревни, в которых они живут. Мы поддержали мпагамо своими силами — у каждого приличного купца есть какие-то военные силы — но Мсимбира поколотил наших союзников и забрал себе их земли. Случай помог нам уйти невредимыми, и вот уже пять лет, как мы перебрались в Казе. Надо сказать, что устроились мы здесь не хуже, а, пожалуй, получше, чем в Усукума. Но, когда мы пришли сюда, здесь было дикое, безлюдное место. Мы вырыли колодцы, построили дома, завели огороды, и вот поглядите теперь…

С террасы, где происходила беседа, открывался вид на просторно застроенный поселок, утопающий в зелени садов. К каждому дому примыкал обширный, обнесенный сплошной оградой двор, а внутри дворов виднелись хозяйственные постройки, хижины рабов. Это были по сути дела небольшие «тембе», где хозяин-араб являлся как бы вождем своего «племени».

— У нас есть люди, обученные всяким ремеслам, — ткачи, портные, кузнецы, столяры, медники… Они могут даже чинить огнестрельное оружие — вам не требуется?

Снай бин Амир хитро прищурился и улыбнулся в реденькую бороду: он тоже присутствовал при вступлении каравана в Казе и наблюдал сцену стрельбы… Два прислужника внесли на террасу огромное блюдо бананов и медный поднос, на котором стоял большой деревянный кувшин и серебряные бокалы с замысловатой чеканкой. Бананов и тамариндового сока в Уньянъембе в это время года не было — шейх добыл их для гостей далеко на северо-западе, послав своих людей за несколько дневных переходов.

— Вот это, — Снай бин Амир взял в руку бокал, — тоже сделано одним из моих рабов.

Бертон переглянулся со Спиком. Последний не принимал активного участия в разговоре, так как еще очень плохо говорил по-арабски, а только слушал, впрочем не всегда улавливая смысл.

— Я знаю, что англичане против рабства, — заметил их внимательный собеседник. — Но заниматься коммерцией в Африке, оставаясь непричастным к работорговле, при всем желании невозможно: некоторые племена просто не продают слоновую кость иначе как в обмен на рабов. А, кроме того, рабство в здешних местах не таково, как на заморских плантациях европейцев. Многие африканцы имеют рабов — таких же негров, как они сами. Здесь нет другого способа заставить человека работать в своем хозяйстве, кроме как взяв его в рабство. У вас в Европе бедняки понимают, что для того чтобы жить, им надо на кого-то работать, но в Африке никто не станет трудиться за другого человека, если его к этому не принудят. Каждый туземец сам может оказаться рабом. Ваньямвези, например, продают своих соплеменников в наказание за преступления, но есть и другие пути в рабство. Постигнет страну засуха, и многие родители продают своих детей за несколько корзин зерна: по их убеждению, это лучше, чем вместе с детьми умереть с голоду. Проиграет племя войну — победители заберут себе всех сильных мужчин, красивых женщин и здоровых детей. Рабы будут работать на их полях. но они будут жить вместе с ними в таких же хижинах, есть ту же пищу и даже принимать участие в общих развлечениях.

Бертон снисходительно улыбнулся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешествия. Приключения. Фантастика

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза