Истина стоит жизни

— Дик, спроси у него, откуда попадают в то озеро такие большие корабли и не вытекает ли из северной его оконечности какая-нибудь большая река?

Бертон перевел купцу вопросы своего компаньона. Подумав, шейх отвечал:

— Я слышал о том, что на севере из этого озера вытекает река, но сам никогда там не был. Говорили и о том, что по этой реке в Ньянцу приходят большие корабли, но ручаться за это не могу.

— Вот видишь, Дик! — взволнованно заговорил Спик по-английски, забыв о присутствии шейха Амира. — Нам надо идти на озеро Ньянца, или Укереве, или как там еще оно называется! Я уверен, что эта река и есть Нил!

— Не будем торопиться с решением, Джек, — остановил его Бертон. — Пока еще мы не можем идти ни туда, ни в другое место. Наш выбор будет зависеть от многих условий.

«Ну, разумеется! — с досадой подумал Спик. — Путь на север считается опасным, а это среди «многих условий» будет для тебя самым главным». Но вслух он ничего не сказал, а только безнадежно вздохнул и отвернулся.

Бертон же извинился перед Снай бин Амиром за отвлечение и продолжал с ним светский разговор, в котором оба собеседника говорили друг другу приятные вещи, хотя про себя думали порой нечто совсем противоположное…

* * *

Когда двое живут бок о бок, то даже при большом несходстве они неизбежно делают попытки сблизиться, особенно если вокруг нет никого другого, перед кем можно было бы раскрыть душу. Бертон и Спик были давно знакомы, проделали совместно долгий путь, многое пережили вместе; они много слышали друг о друге. Но между собой на интимные темы они не разговаривали никогда.

«В сущности, странно… — думал об этом Бертон, сидя на раскладном стуле у берега ручья с альбомом на коленях — он зарисовывал тембе шейха Амира. — Мы называем друг друга уменьшительными именами, а между тем мне даже не известно, где его дом. Случись какое несчастье, я не буду знать, куда и кому адресовать соболезнование…»

— Слушай, Джек, а откуда ты родом?

Спик лежал в тени смоковницы на мягкой траве с книгой Чарлза Вида, где описывались экспедиции вверх по Нилу, снаряженные египетским хедивом Мухаммедом Али. Все три экспедиции потерпели неудачу в своей попытке добраться до истоков Нила из-за порогов и плавучих островов, преграждавших русло таинственной реки в широтах между 5 и 10° севернее экватора. Спик отложил книгу, перевернулся на живот и ответил, глядя на гигантскую стрекозу, резвившуюся над зарослями рогоза:

— Южная Англия, Соммерсет. Там возле Илминстера у моего отца небольшое имение… Недалеко от Блэкдаун-хиллс — слышал про такие горы?

— Твой отец помещик?

— Нет, он священник, — возразил Спик и почему-то улыбнулся. — Он и меня хотел сделать священником, но из этого ничего не вышло. Спокойная жизнь не для меня. Я еще школьником, когда убегал с уроков, уверял родителей, что от сидячей жизни у меня болит голова… Не помню уж, правда это было или я сочинял…

Спику было приятно здесь, за тысячи миль от родного дома, в африканской глуши окунуться в воспоминания детства… Он говорил как бы для себя, совсем не думая о собеседнике.

— Больше всего я любил бродить по лесам и по вересковым пустошам на наших холмах. А потом, когда стал постарше, — охота… Прилежным учеником я никогда не был… А ты, Дик?

Бертон улыбнулся и, оторвав на мгновение глаза от работы, бросил в сторону Спика ясный дружелюбный взгляд:

— А ты как думаешь? Конечно же, и я был порядочным лодырем. Только я не охотился — я дрался с французами. Я ведь сначала учился в Туре…

— Да-да, я слышал: ты рос во Франции… Мне с детства страшно хотелось в дикие страны. Мать понимала меня лучше, чем отец. А может, она была просто более снисходительна, как все матери… Она была очень добра ко мне…

— Моя матушка тоже не больно смыслила в воспитании, — вставил Бертон, — Она водила нас — нас было трое, два брата и сестра — смотреть витрины на главной улице Тура. Бывало, подведет к витрине кондитерского магазина, наглядимся мы на всякие торты, бисквиты и шоколадные замки, а потом она нам объявляет: «Ничего этого не просите, надо сдерживать свои страсти». Однажды мы после такого осмотра на глазах у маменьки разбили витрину и стали пожирать все, что попадало под руку. Был дикий скандал.

Спик простодушно смеялся. Но Бертон уже пожалел, что рассказал об этом случае: из него Спик мог легко заключить, что их семья жила бедно, а бедность не прибавляет чести офицеру британских войск… Однако Спик продолжал держаться нити своего рассказа.

— Вот мать-то и устроила меня в Индийскую армию — через герцога Веллингтонского, своего дядю. Мне было тогда семнадцать лет…

«У них герцоги в роду, скажите пожалуйста!» — подумал Бертон. Но эта ревнивая мысль промелькнула и унеслась, а в голове продолжали бродить разбуженные воспоминания.