Истина стоит жизни

В офицерских кругах роман Бертона с младшей дочерью из старинной аристократической семьи Эранделл был секретом полишинеля… Кое-кто придерживался мнения, что его привлекают не столько чары юной Изабеллы, сколько деньги и общественное положение ее родителей. Поговаривали даже, что, задавшись целью привязать к себе молодую аристократку, Ричард Бертон не остановился перед тем, чтобы использовать свою гипнотическую способность, которую ему приписывали, не зная, впрочем, обладал ли он ею в действительности. Высказать такие подозрения ему в глаза даже полунамеками никто, разумеется, не решался, но Бертон догадывался, что ведутся какие-то пересуды… Участвовал ли в них его компаньон?

А Спик лежал с невозмутимым видом и грыз стебелек травы…

«Сказать ему, что у меня есть невеста и что не женюсь я именно потому, что она богата и знатна, а я нищ и горд?.. Не сказать ему ничего? Или отделаться банальной шуткой?..»

Но шутки не шли на ум Ричарду Бертону, когда дело касалось его отношений с Изабеллой, которые он даже в мыслях старался охранить от всякой пошлости, как свою единственную святыню. А может быть, не такую уж святыню? Может быть, потому-то и был он так нетерпим ко всякому покушению на святость этих отношений, что была она не так уж неуязвима?..

— Жениться мне еще рано.

Бертон с наигранной интонацией повторил свою дежурную остроту, которую всегда держал наготове для ответов армейскому начальству, когда тому угодно было подтрунивать над его семейным положением… И вдруг ему стало мучительно горько от того, что так нелепо складывается его бесприютная жизнь, так надолго оттягивается осуществление честолюбивых мечтаний, которыми он тешил себя в юные годы. И сразу стал смертельно ненавистен его беззаботный компаньон. Еще несколько минут назад Спик казался ему в сущности славным, хотя и немного простоватым парнем. Теперь он не мог простить этому голубоглазому, белокурому, добродушному с виду детине, что он молод, полон сил, в то время как сам он истощен болезнью, ему уже тридцать семь лет, и пока его едят москиты в дебрях экваториальной Африки, какой-нибудь великосветский хлыщ, может быть, соблазняет его невесту изысканными манерами, а ее родителей — отцовским капиталом!

Изабелла была единственным звеном, связывавшим его с тем кругом, к которому он стремился всю жизнь. И только она одна на всем белом свете была способна полюбить его — нищего, беспокойного, озлобленного, презиравшего тех, кому он завидовал, и превосходящего их во всем, кроме одного — богатства!

Черт бы побрал их всех! И Спика вместе с ними! Испортил хороший день. Рисунок не получался. Всего охотнее Бертон порвал бы его, но не хотелось делать это при Спике.

Нет, интимные беседы не сближали их!.. Наоборот, чем больше они узнавали друг о друге, тем непреодолимее становилось их взаимное отчуждение. Бертон презирал узость взглядов Спика, но завидовал его положительности, обеспечивающей ему прочное место в мире. Спик презирал в Бертоне то, что считал рисовкой, сознательным стремлением казаться не таким, как все, но завидовал блеску его ума и свободомыслию… Лишь одним они походили друг на друга: стремлением к славе, основанным на убежденности в своем превосходстве над окружающими. Но это единственное сходство более всего и делало их противниками, ибо судьба свела их вместе и дала одну славу на двоих, а делиться ею с другим ни один не намеревался…

Небо на юго-западе подернулось облаками… Ветерок заколебал верхушку смоковницы и ветки кустарника. Синяя стрекоза улетела. Надвигалась послеполуденная гроза.

— Да-а, такие-то дела, — неопределенно протянул Спик.

— Надо идти, — сказал Бертон и сложил альбом. — У кого мы сегодня обедаем?

* * *

Нанять носильщиков в начале дождливого сезона оказалось делом нелегким, и пребывание экспедиции в Казе затягивалось. Шейх Саид бин Салим в качестве официального представителя султана Занзибара непрерывно вел переговоры с окрестными вождями. Но эти переговоры обычно приводили почему-то не к набору носильщиков, а к заключению договора о братстве с непременным обменом подарками, причем шейх в этом обмене никогда не оказывался пострадавшей стороной…

Бертон не особенно огорчался задержкой. Ему и Спику не мешало основательно отдохнуть и поправить здоровье. Кроме того, следовало подождать, не придут ли из Занзибара с попутным караваном дополнительные припасы — ткани и бусы для обмена на продовольствие и оплату услуг, а самое главное — медикаменты. Об их присылке он убедительно просил в своем письме, посланном в Королевское географическое общество еще в июле через аптекаря Троста…

Спик проявлял больше нетерпения. Теперь, когда цель была уже близка, когда они стояли, как он полагал, накануне важных открытий, каждый день задержки был для него мучителен. Однако и Спик, не перестававший страдать от малярии, должен был признать благотворность длительного отдыха для своего здоровья. К тому же он старался не терять времени даром: Уньянъембе кишела всевозможным зверьем, и он мог заняться пополнением зоологической коллекции, пока еще очень скудной.