Едва Бертоны прибыли, лорд Пальмерстон, высокий худощавый старик с продолговатым носом и крупным выпуклым лбом, над которым некогда пышные вьющиеся волосы были заменены завитым париком, подал Изабелле руку и повел ее к гостям как вдохновительницу вечера; он же лично представлял Ричарда Бертона тем, с кем тот еще не был знаком.
Однако все это не меняло положения Бертона среди вельмож: во внимании премьер-министра был заметен не слиш ком тщательно скрываемый высокомерно-снисходительный оттенок. Представляя Бертона гостям с покровительственной улыбкой, он как бы говорил своим взглядом: «Вот полюбуйтесь: решил потешить молодых людей, все ради этой милой малютки Эранделл; но вы же понимаете…» При всей формальной выгоде для Бертона прием этот был его унижением. «Как все могло быть иначе, если бы успех Африканской экспедиции не был перехвачен Спиком!» — с горечью думала Изабелла, прекрасно понимавшая все, что происходило вокруг.
Чем дальше, тем более двусмысленным становилось положение супругов: нельзя же без конца разъезжать по гостям, а собственного дома у них не было, не было и средств для найма приличествующей их положению квартиры. При всем — истинном или кажущемся — благоволении родителей Изабеллы приданого за ней не дали и выдать ее долю наследства не намеревались.
Все же новое родство и новые светские знакомства принесли, наконец, первый плод. Но каков был этот плод! Только самое нетребовательное горло вконец изголодавшегося бедняги могло вынести его горечь и кислоту. Благодаря расположению к Эранделлам лорда Джона Росселя, министра иностранных дел, Бертон получил место консула — но не в Дамаске, как он просил, а в Фернандо-По, у болотистого побережья Гвинейского залива. В министерстве иностранных дел это побережье называли не иначе как «могилой британских консулов»: тот, кто не умирал там от малярии, возвращался неизлечимо больным человеком.
Должность приносила Бертону 700 фунтов стерлингов в год; однако, как только его назначение стало известно командованию индийской армии, он был уволен в отставку без выслужной пенсии, лишившись 300 фунтов, которые он получал, числясь в резерве. Между тем сынки родовитых фамилий годами числились на службе, ни разу не появившись в своем полку, и выходили в отставку с изрядной пенсией, а офицеры, назначенные консулами, без исключения оставались в своих военных чинах… Нет, привилегированное общество не распростерло объятий перед пришельцем! Те, кто стоял близко к государственной кормушке, неохотно размыкали свои ряды, чтобы пропустить «человека ниоткуда» и делить с ним привилегии, которые давали им громкое имя, банковский счет и заслуги далеких или близких предков.
Август был на исходе. Заканчивался сезон летнего отдыха и развлечений, пора было деловым людям приниматься за свои дела. Теплым погожим утром Изабелла и Ричард Бертон подъезжали к Ливерпулю. На душе у обоих было горько, и не радовали взор живописные пейзажи золотых полей, сочных лугов и кудрявых рощиц за окном вагона… В Ливерпуле погода переменилась: подул сильный морской ветер, дождь поливал как из ведра…
— Можно мне подняться с тобой на пароход? — спросила Изабелла.
— Да, если не будет слез, — ответил Ричард.
Он всегда трудно переносил момент разлуки и не любил прощальных сцен.
Она распаковала его вещи, уложила их в каюте, стараясь навести в ней какой-то уют и запомнить обстановку, в которой ему предстоит провести целый месяц.
— Обещай мне, что ты как можно скорей устроишь все так, чтобы я смогла приехать к тебе, — сказала Изабелла.
— Да, разумеется, — ответил он машинально. — Только ты не должна строить необоснованных надежд, — добавил он. — Ты знаешь, что я никогда не пожелаю подвергать опасности твою жизнь.
Прощание было коротким и для постороннего зрителя даже сухим. Изабелла спустилась по трапу на неуклюжий паровой катерок, доставивший пассажиров и теперь возвращавшийся к пристани. Ричард стоял высоко на борту океанского парохода, в стороне от толпы. Мелькнул белый платок, который он украдкой поднес к лицу…
Сойдя на пристань, Изабелла взяла экипаж и велела отвезти себя на северный мыс Ливерпульского залива, откуда был виден удаляющийся пароход. Она оставалась здесь до тех пор, пока корабль не превратился в едва заметную точку.
В то самое время, как Ричард Бертон, новый английский консул в испанской колонии Фернандо-По, плыл по атлантическим волнам к месту своего назначения, на другой стороне континента его бывший помощник Джон Спик шаг за шагом упорно продвигался к цели своего второго африканского путешествия.
Когда-то Спик искренне считал и утверждал публично, что трудности и невзгоды первой экспедиции объяснялись одной лишь нераспорядительностью Бертона. Теперь ему пришлось разубедиться в этом. Правда, путь от восточного побережья до Уньямвези был пройден вдвое быстрее, чем в первое путешествие, однако здесь все местные носильщики разошлись по домам, и экспедиция надолго застряла в Казе.