Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

ААЗ: Нет-нет, я смотрел уже опубликованную вещь. Я предполагал, что люди, которые переходят от подлинника к прорисовке, от прорисовки к набору букв текста, знают свое дело безупречно. Сейчас я дошел до того, — это в экспедиции тоже знают, — что практически ни одному этапу исследования грамоты, от первого, от вытаскивания ее из земли, до публикации, уже не доверяю, если я сам этого не вижу.

ВАУ: А где грамоты я могу посмотреть, где они хранятся-то, грамоты эти?

ААЗ: Ну, они в музее, которые свой срок пребывания в работе прошли. А те, которые…

ВАУ: В каком музее?

ААЗ: В Московском музее историческом и Новгородском государственном. Больше в Новгород ушло.

ВАУ: Где, действительно, можно посмотреть фактическую грамоту? Всякий человек может посмотреть?

ААЗ: Нет, ну конечно, бумаги нужны, разрешения… Эта процедура — даже мне она легко не дается. Я должен для этого просить более тертых людей заняться этим вопросом. Я прошу их, чтобы они достали грамоты с такими-то номерами, и… В определенный день они меня приглашают и говорят, что разрешение получено. А главное, что формально там очень сложно. Например, существует такая проблема, совершенно неразрешимая. Одно из великих достижений реставраторского искусства изучения грамот состоит в том, что эти два куска могут сойтись и оказаться одной грамотой. Это счастье. Это замечательный целый текст. Для всех, кроме музеев: пропадает единица хранения. Это не поддающаяся описанию проблема: куда дели, куда продали, в какую заграницу? Вот два разных подхода к проблеме…

ВАУ: Это неразрешимая проблема, это я признаю.

ААЗ: Так что такой совершеннейший бандитизм: пришли и склеили!

ВАУ: Нет, это противоречие между лингвистикой и археологией. Для археологии важно: вот чего нашли…

ААЗ: Ну конечно, единица хранения, как же. Единица хранения — это святая вещь, святейшая.

С грамотами действительно был огромный скачок, когда оказалось, что все может быть доведено до практически полной чистоты, если безупречно сделаны нижние уровни. Ну, это опыт такой. Сейчас у нас уже этот опыт есть.

«Лучшая находка новгородской экспедиции»

— У нас были «Зимние школы по теории информации», — рассказывает мне Леонид Александрович Бассалыго. — Они начались в 1975 году, а кончились в 1992-м в связи с тем, что народ стал разъезжаться за границу. Их было восемнадцать. Вот на восьми из них присутствовал Андрей с Леной [Падучевой], иногда даже Анютка бывала, дочка их. Ну, и там он выступал с разными лекциями. На этих лекциях присутствовало народу, может быть, больше, чем на лекциях по теории информации.

Андрей был на восьми из этих «школ»: в Бакуриани трижды, дважды в Цахкадзоре, в Ворохте, в Кировакане и в Чайковском. Первый раз он приехал в 1976 году. А последний раз, в 1986-м, уже был в Чайковском. И выступал с лекциями. Я его просил, и он рассказывал про старославянский язык, про древнерусский язык, про ударения в древнерусском языке, про берестяные грамоты. Про все это рассказывал, и мы все слушали с большим удовольствием, вся толпа. Он там выступал часа по два, наверное. Как обычно. Как он любит. Увлекался. Начинал он всегда немножко, знаете, так, как костер, когда разгорается — вот вы зажгли костер, и он начинает разгораться, разгораться, потом уже пламя полное идет. Ну, вот он примерно так раньше начинал. В последнее время он на лекциях, по-моему, сразу разгорался. Раньше он чуть-чуть медленнее разгорался. А потом, конечно, приводил всех в восторг, и все не хотели расходиться, слушали его. Хотя там были, в основном, конечно, математики, но такая была ситуация. Андрей, конечно, был нашим таким сокровищем.

Елена Александровна Рыбина вспоминает:

— В 1981 году стало известно, что кто-то где-то у математиков читает про берестяные грамоты, а Янин в это время готовил следующий том изданий берестяных грамот уже без Арциховского [90], потому что Арциховского не было, — и он заодно просматривал предыдущие все тексты. И какие-то тексты перечитывал так, как он понимает их, хотя не филолог и не лингвист, естественно, но тем не менее уточнял какие-то чтения, у нас на семинаре зачитывал кое-что. Мы там развлекались, потому что чтение было настолько не совпадающее с тем, что было… И тем временем он услышал: «Вот знаете, кто-то читает», — и мы так удивляемся, что это человек, который к нам никак не обращается, никак не…

— Кто говорит: «Знаете, кто-то читает»?