— Ну, я не знаю, от кого стало известно. Князевская [91]
, по-моему, Ольга Александровна. Что Зализняк читает лекции — мы даже не знали, что это Зализняк — о берестяных грамотах у математиков, ну, вот как раз у Бассалыго, который конференции устраивал, школы там всякие математические. И потом Ольга Александровна сказала, что это Зализняк. А в декабре у нас были объявлены «Виноградовские чтения», и там доклад Зализняка. Ну, и мы с Яниным пошли и сидели, открыв рот: потрясающе совершенно. Грамота целая, известная, давняя, ей уже больше сорока лет было со дня находки. Ну, так она более-менее понятна, хотя у Арциховского в издании совсем неправильно прокомментирована. А одно слово там было — «вырути», которое вообще было непонятно. А Зализняк это слово разгадал. А мы слушали, открыв рот, и вообще это как детективная история буквально. Да и потом со всеми грамотами так было, когда он читал. И вот я сама не помнила этого факта, это уже когда я рассказывала, Зализняк сам вспомнил, что он выписывает на доске текст и вдруг слышит голос, что там не «ер», а «ерь». Уже точно не помню. И он очень удивился, кто из присутствующих может знать про эту грамоту, что там так, потому что он и на самом деле ошибся. Потом выяснилось, что это Янин ему подал голос.Ну вот потом, когда «чтения» кончились, мы, естественно, спустились с ним познакомиться, но Зализняк был — просто вот такое впечатление — застегнут на все пуговицы.
— Почему?
— А потому что он — и потом это всегда было — с людьми, с которыми он незнаком и которых не знает и вообще не знает, какие они и как с ними вести себя, он очень сдержан. Буквально такое ощущение, понимаете. Очень сдержанный, очень корректный, вежливый и все, что хотите, но вот просто застегнут, да. А мы: пожалуйста, и к нам в Новгород грамоты читать, и все, и это все открыто. И пригласили его в Новгород: приезжайте! А, сначала мы пригласили его на кафедру тут же, показать грамоты — живые грамоты. Ну, должно быть интересно человеку.
Как-то Зализняк так, не очень… но посмотрел. Потом, уже когда мы познакомились, когда стало ясно, что он занимается грамотами, я ему предложила, говорю: «Андрей Анатольевич, у нас есть архив — фотографии грамот всех, с первого номера, и прориси грамот». Он сказал: «Нет, мне это не надо, я только по тексту». В общем, что ему этого не надо. А потом я над ним смеялась, потому что мало того, что «этого не надо», — он потом каждую грамоту проверял! Саму грамоту, лично, это была целая эпопея, конечно.
А когда он уже вплотную стал заниматься текстом грамот и вообще диалектом новгородским… Вот пишут, что Зализняк его открыл, но он сам подчеркивал, что не он открыл. Что даже вот эти филологи, которые потом от грамот отказались как от источника, — ну, там, Аванесов и другие, у них даже есть том, «Палеографический и лингвистический анализ грамот», это 25 грамот за первые годы, наиболее целые; и там они пишут, что древний новгородский диалект есть. Но только они про него пишут, что он развивается с каждым годом, а по Зализняку ровно наоборот. А Глускина [92]
такая (ее Андрей Анатольевич очень чтил) — она гораздо раньше к каким-то вещам пришла, которые Зализняк отдельно от нее открыл. Что не было второй палатализации и вообще что у нас древненовгородский диалект. Но это у Андрея Анатольевича тоже в статьях написано. Вот, так что он сам по себе диалект не открыл, но он его просто миру открыл — как язык — и грамматику создал. Это создавалось буквально на моих глазах! Я была погружена во все это.А дальше Зализняк приехал к нам в Новгород на следующий год, в 1982 году. В тот год были грамоты у нас, находок было немало. Но он был пять дней, и грамот при нем не было. Потом он приехал на две недели на следующий год, а тот год был такой, когда грамот вообще не было, потому что мы работали в слоях очень ранних, и там была одна грамота в начале сезона, одна в конце — и все, потом уже не было. А тем временем мы уже хорошо, так сказать, познакомились, поняли, что мы друг другу подходим.
Валентин Лаврентьевич Янин и ААЗ, 1986 год