Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

Людей обсуждать любил очень! Это мы всегда, это был регулярный спорт. Мы редко сидели с ним в кафе, а когда сидели, надо было сидеть рядом и смотреть, кто там проходит, и это обсуждать. Ну, всех обсуждали. Могла присутствовать некая доля насмешечки, но это всегда было с большой любовью. Нет, это было ему совершенно не чуждо!

Он мог сказать, допустим… У него были какие-то суперинтеллигентные друзья, которые его любили таскать по четырем музеям в день. Он мог потом с любовью сказать: «Я уже подыхаю от возвышенного». Но никогда плохого — он не поощрял. А с насмешечкой можно было все что угодно и всех, кого не лень.

Он очень любил обсуждать разницу между мужчиной и женщиной. Например, в Новгороде он мне что-то скажет, чего ему хотелось бы, а я, естественно, встаю и это достаю. Он говорит: «Ну, я же абстрактно тебе говорю, что же ты вскакиваешь». Он меня долго уверял, что нам, женщинам, надо что-то делать, а мужчинам можно абстрактно рассуждать и никаких конкретных мер не принимать.

Про женщин у него была мечта — это, мне кажется, можно рассказать — мечта найти мягкую женщину. У него был такой идеал, что женщина должна быть мягкой. А я всегда издевалась над ним, потому что с Леной он, конечно, попал на мягкость. Мне всегда хотелось ему доказать, что я мягкая. Он говорил: «Нет, ты жесткая!» Мама его была мягкой.

Ему было интересно понять женщин. У нас было такое сравнение: он держит шкаф с подругами, каждая в своем ящике, и, когда он открывает ящик, подруга должна быть на месте. Они должны были всегда быть готовы.

Можно было и своих учеников обсуждать. У меня в этом году был такой маленький, очень одаренный — ему бы понравился. Можно было бы такого зверенка описывать. Все звери у нас были. Зверятник. «Кто там в твоем зверятнике обитает?»

Еще у нас было с ним монстроведение. Владимир Андреевич Успенский проходил по этой категории! Ну, любимый монстр, но все-таки монстр. Про Успенского рассказывал, что они куда-то ехали, ехали, и ему было хорошо с Успенским (все, благодать!), и вдруг Успенский ушел, потому что захотел пить чай. А это казалось Зализняку совершенно чудовищным, что желание какого-то глупого чая, который никому не нужен, может прервать такую прекрасную беседу. Потому что он же вообще мог очень аскетично жить. Ему ничего не надо было. Что другие люди могут так мыслить — считать, что чай важнее всего, что у них есть сейчас, — его глубоко поражало. Про Успенского он жалел, что у него теперь меньше времени. Я знаю, что он всегда очень сильно любил разговоры с ним. А в чем суть этих разговоров, он особенно не передавал.

О женщинах он говорил, что они не совсем монстры. По крайне мере, не все.

Науку редко с ним обсуждали. Если у меня был какой-то вопрос по этимологии — да. Это был главный страх: кто-нибудь подходит и на ухо меня спрашивает: «Что вы там с Зализняком обсуждали?» Ничего не обсуждали. Ничего!

— Ему было интересно, в том числе и слушать тоже, что вообще редко бывает, — говорит Анна Зализняк. — Хотя, конечно, ему было интереснее самому говорить. Была даже такая формула: все мужчины одинаковы, все одного хотят — чтобы он говорил, а она слушала. И главное достоинство женщины — умение слушать.

— С ним было очень хорошо, — рассказывает Елена Александровна Рыбина. — Интересно. Мы разговаривали и о книгах, и о разных вещах. Ну, последнее — ему было интересно Дину Рубину читать. Вот это мы обсуждали, я ему даже покупала. У Янина дома в Новгороде библиотека есть, он каждое лето приезжал и приходил, брал книги какие-нибудь себе читать.

Всю эту церковь Зализняк, конечно, не принимал и так немножко относился — даже не знаю, как сказать, все будет не точно — иронично. Потому что как-то все его окружение — ну, не все, но очень многие — стали просто такими вот истинно верующими, такими фанатами, что ли. Он как-то к этому относился снисходительно-иронично. Нет, он никогда ничего не осуждал, вот это точно.

— Я сдала что-то не так, как я хотела, и поехала к Зализняку в Институт славяноведения, — вспоминает Елена Шмелева. — И мы стали разговаривать. Я страшно боялась с ним разговаривать, но он как-то так вел разговор, что мне казалось, что я умная, остроумная, обаятельная и замечательная. Потом я убедилась, что это вообще свойство великих людей. Вот Зализняк так разговаривал.

«Концентрировать внимание, как лазерный луч»