Она стояла, и, казалось, что на неё вылили огромный ушат ледяной воды. Слова Теодора были такими правильными и правдивыми — она это понимала и осознавала, что натворила. Ведь она действительно перестала с ним общаться в один день, после их ночи, единственной. Но для неё это были не просто экзамены, необходимые, важные, нужные, а он это понял так, как понял и как это выглядело на самом деле. И сейчас она смотрела его глазами на ту ситуацию. Закрыв их, она поняла, что испортилась всё сама.
Но ведь была в этом и правда, в том, что она боялась строить с ним будущее, с обладателем чёрной метки, с человеком из чистокровной семьи. В конце концов, он был племянником той самой Беллы, которая до сих пор вызывала страх и чёрную ненависть в сердце Гермионы.
— Слишком поздно для этой правды, — проронила она устало.
— А что ты хотела услышать от меня, Гермиона? Что он был помолвлен, что он выбрал чистокровную волшебницу и что это был его план — обесчестить Гермиону Грейнджер? Так ты думала? Что ты хотела услышать, когда пришла сюда? Он не хотел оставлять тебя, не хотел, слышишь? Он дал тебе право выбора, он решил, что для тебя так лучше.
Гермиона стояла, и каждое слово отзывалось эхом в её голове. Она смотрела на Теодора и не видела его — она ничего не видела. Всё вокруг растворилось, будто бы исчезло.
Слеза потекла по её щеке, и она заплакала так, как не плакала никогда. Каждая слеза была о нём, про него и о том, чего, казалось, уже никогда не будет. Гермиона плакала, и её тело тряслось от страданий.
Теодор её обнял, несмотря на злость и раздражение. Он держал её за плечи, а потом сжал ладонями её лицо и взглянул в глаза, словно успокаивал её душу. Когда она перестала рыдать, он погладил её по голове и сказал:
— Никогда не говори «никогда», Гермиона. Никогда не думай, что всё прошло. Просто найди его.
Какое-то время она набиралась сил в объятьях Теодора Нотта, а потом просто сделала шаг назад. Гермиона шла к выходу и даже не думала о том, что может заблудиться. Теодор не пошёл за ней, а она не обернулась, не посмотрела на него, не смогла.
Вскоре она вышла и вдохнула уже прохладный, вечерний воздух. Гермиона, выходя, провела пальцем по бронзовому бутону на величественных воротах Мэнора. Он был красивый, даже идеальный, но неживой. Она вспомнила, как давно, в детстве, она так же смотрела на Драко Малфоя — он казался ей красивым, но будто бы неживым, ненастоящим. И этот образ холодного мальчика жил в её голове и по сей день, вытесняя того, о котором болело сердце.
Вздохнув, она мгновенно аппарировала.
***
Гермиона оказалась недалеко от своего дома, за самым безопасным углом, который служил её прикрытием.
Отряхнувшись, она пошла в сторону крыльца и ещё издалека заметила, что там кто-то сидит, сгорбившись, накинув тёмный капюшон на голову и пряча лицо. Гермиона знала, кому принадлежит этот силуэт. Это был её друг, Гарри, и, вероятно, он пришёл, чтобы узнать, всё ли у неё в порядке.
— Ты замёрз, — сказала она, не спрашивая.
Она постаралась говорить мягче, чтобы её голос был дружелюбнее, маскируя панические нотки. Гермиона слегка коснулась ладонью его плеча. Гарри вздрогнул. Вероятно, он задремал или так глубоко погрузился в свои мысли, что не услышал, как она подошла.
Подняв голову, он пристально посмотрел на неё. Она знала этот взгляд — он ждал, что Гермиона начнёт разговор сама. А ей хотелось открыть дверь и упасть прямо на пол, не ища мягкости. Она хотела закрыть глаза и погрузиться в сон, чтобы была только темнота и больше ничего. Никаких снов, воспоминаний — ничего этого она не хотела. И разговоров тоже не хотела. Сейчас она ощущала себя законченной эгоисткой, ведь именно она поведала эту историю и втянула в неё Гарри, втянула в своё прошлое, которое именно она сделала таким.
— Ты поговорила с ним? Что он сказал тебе, Гермиона?
Гарри продолжал на неё смотреть так, что ей захотелось закрыть лицо руками, войти в свой дом и захлопнуть перед ним дверь. Ей было стыдно.
— Ну что ты молчишь, Гермиона? Что он тебе сказал?