О, бурой почвы добрая улыбкаОсенним утром! Греешься на нейПод солнцем ты, у вытянутых ногИграют волны, радостно и зыбко,И слышно, как на груде из камнейЩебечет сладко трепетный зуёк.То принцип древний: и простой, и верный,И опыт жизни, что знаком земле.Коль ты любил, что стоило любви,Любовь была и выгодой безмерной:Так поднимись, страдая, к той скале —Любовь к ней ради выгоды яви!
Лик
О, если б мы смогли её головкуПисать на фоне бледно-золотомИ с мастерством тосканцев ранних[82] ловко!Не властны тени над прекрасным ртом,Чьи губы открываются так нежно —Но не при смехе: всё испортит он,А будто гиацинт пророс безгрешный,Склонив в порыве страсти свой бутон,Медово-красный, чтобы целоваться:И губы стали тихо раздвигаться.У тонкой, гибкой шеи чудный вид,Она на блеклом золоте дрожит,Вплоть до прекрасной формы подбородка!На фреске у Корреджо[83] есть находка:На небе лики ангелов, телаБез очертаний, в свете тает мгла;То лишь толпа, но я узреть мечтаю,Как чудо вдруг родится напоказ,Бледнея среди неба каждый час(На блеклом фоне – милый нам анфас);Тут сжались небеса в единый глаз,Чтоб чуда не терять, ему мигая.