– в своих предельных целях образования самостоятельной украинской нации он был одинаково неприемлем для всех сторонников «большой русской нации» независимо от конкретных вариантов понимания последней;
– в умеренном варианте, включенном в имперскую рамку, позиция по отношению к нему была гораздо более разнообразной. Во-первых, сам язык национализма был в 1850-1860-х для многих нов и непонятен – в том числе и для значительной части имперской бюрократии, мыслившей за пределами данных категорий. Во-вторых, и среди самих русских националистов наблюдалось существенное разнообразие позиций. Компромиссный вариант со стороны сторонников «большой русской нации» определялся тем, что выступало базовым критерием национальной принадлежности, – так, для славянофилов, рассматривавших в качестве последнего восточное православие и, теснее, принадлежность к русской православной церкви (что создавало «гибкую идентичность»: православные рассматривались как единая общность, из числа которой выделялись «соплеменники», славяне[22]
, русские же православные, принадлежащие к одной поместной церкви, образовывали ядро национального сообщества – вместе с раскольниками, отчего вопрос преодоления церковного раскола XVII в., снятия клятв, наложенных собором 1667 г., был для славянофилов в ряду важнейших), украинофильский проект в течение длительного времени воспринимался как предмет переговоров и соглашений, поскольку для украинофильства 1840-х – начала 1860-х, в первую очередь в лице Костомарова, украинство понималось через православие и конфессиональный критерий был основным критерием демаркации с польским национализмом. Ситуация существенно изменилась с развитием украинского движения в Галиции и стремлением образовать проект «большой украинской нации», в котором конфессиональный фактор либо сохранял свою значимость, но теперь общность обосновывалась через принадлежность к «восточному обряду», либо на передний план выходил культурный, в первую очередь языковой, фактор.В отличие от славянофилов, для катковского национального проекта (см. гл. 6) базовыми критериями выступали (а) подданство и (б) культурная принадлежность, в первую очередь язык – т. е. образование единого культурного пространства. С этих позиций украинский национализм и в своем украинофильском, раннем варианте оказывался неприемлем, поскольку катковский национальный проект мыслился в качестве принципиально секулярного.
Когда речь идет о национальных движениях, то следует постоянно иметь в виду, что «украинский», «русский» или какой угодно еще национализм представляет из себя целый веер национальных проектов – разных видений нации, расхождения в критериях включения и исключения, представлении о национальной территории и т. д. В данном очерке мы кратко обрисуем основные аспекты развития украинского национального движения в его ранних фазах, в то время, когда оно оставалось еще почти исключительно предметом дебатов интеллектуалов, т. е. до выхода в сферу массовой политики, и лишь пунктирно обозначим дальнейшие основные линии развития.
Обращаясь к периодизации истории украинофильства, прежде всего необходимо отметить, что оно достаточно тесно связано с донационалистическими течениями малороссийской общественной мысли. Ключевую роль в формировании новой идеологической программы играло наследие Гетманата. Как отмечал Зенон Когут, специфика политики имперских властей в конце XVIII – первые десятилетия XIX в. способствовала формированию среди наследников гетманской старшины довольно отчетливого оппозиционного политического самосознания.