Истинное зло (ЛП)

— Привет, — сказал Том Риддл, незаконнорожденный мальчишка с глазами, слишком большими для его благополучия. — Я хотел бы поговорить, Гриндевальд.

Гриндевальд с радостью ответил бы, возможно, оскорьлениями или проклятиями, если бы его язык все еще существовал. Вместо этого, этот ребенок молниеносно вырвал его и скормил его надзирателю. Он хотел бы, чтобы этот ребенок сгнил там, где канюки съели его живьем.

— Я знаю, что ты больше не можешь говорить, — спокойно сказал мальчик, поводя плечами в мерцающем свете фонаря. — Мне это и не нужно. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ты потерпел поражение от Альбуса Дамблдора, тебе вообще сообщали о возвышении лорда Волдеморта в этом плену?

Гриндевальд уставился на него, тщательно обдумывая свои действия. Мальчик продолжал смотреть на него, застыв в неподвижной позе, если не считать легкой неконтролируемой дрожи, пробегавшей по его рукам. Неужели он болен? Не повредил ли он себя каким-нибудь образом?

Очень медленно Гриндевальд кивнул.

— Превосходно, — мягко сказал Том Риддл, пренебрежительно, стоя в небрежно расслабленной позе. — Я так понимаю, до тебя дошли слухи о его способностях. Ты — реалистичная перспектива, чтобы выяснить, какие слухи являются правдой, а какие — преувеличением.

Мальчику нужна была информация, а в этой яме гноя и гнили Гриндевальд был всем, что у него было. Как мальчик попал сюда? Хождение вдоль стен, когда надзирателя здесь не было, означало, что он теперь жилец, — но новых лиц в камерах не было. Он жил в замке для собственного развлечения. Чтобы поговорить с ним.

Гриндевальд, чувствуя себя гораздо лучше, сдержанно кивнул.

— Замечательно, — сказал Том. — Я просмотрел книги Крины. Секретарша проводит исследование и, как правило, оставляет свой справочный материал лежать там. Что ты знаешь об искусстве разума?

— Ах — подумал Гриндельвальд, чувствуя низкий рокот восторга и мрачного веселья. – Он ищет.

Салазар Слизерин был печально известен в свое время своими способностями к искусству разума. Возможно, наследственная связь, предрасположенность, находящаяся в его крови, помогала легче проникать в разум. Это не было редкостью, что такое искусство очаровывало и привлекало многих. Мало кто мог переварить ужасы, эмоциональную тяжесть и искаженные причудливые кошмары, которые таились под подсознанием. Крина Димитриу была слаба — училась покидать свое тело в астральных проекциях и прибегала к маггловской психологии, но не смела касаться Легилименции. Полагалась на маггловские учебники, когда магия всегда давала лучший ответ.

Гриндевальд знал искусство разума, но не мог использовать его без палочки. Даже бессловесный, без надлежащего проводника он не мог пробиться прямо через барьеры, как это могли сделать люди с предрасположенностью. Он знал нескольких, отчетливо помнил их в юности. Женщина, которая плыла между снами и подсознанием, отвечая на невысказанные вопросы, мелькая в сознании, словно ходила по художественной галереи. Он всегда ненавидел ее.

Гриндельвальд кивнул, скрывая улыбку.

— Да, мальчик, — подумал он в восторге, — поддайся его чарам. Те, кто смотрят слишком глубоко, потеряют себя.

Том Риддл уставился на него, а затем потянулся за висящим фонарем. Он раскачивался, танцуя огоньками вдоль стен, и поманил Гриндельвальда вперед.

Они шли по коридорам, мимо сверкающих волчьих глаз. Один из них зарычал, издав низкий дребезжащий рык, и из его пасти потекла слюна. Лупеску, грязные ублюдочные животные.

Стол секретаря оставался чистым и аккуратным. Она была компетентна, несмотря на свою легкомысленную внешность. Ее книга, или исследование, были наравне со ученицей старших курсов, но все еще ребенком в глазах мира.

Гриндевальд кивнул на одну книгу, посвященную легилименции, и с затаенным ликованием наблюдал, как мальчик проследил его движение и открыл книгу.

— Легилименция, — прочёл Том вслух. — Искусство разума раскрывать ментальные слои и образы в сознании субъекта. Затем интерпретация этих образов соотносится с функцией памяти и мысли.

Голова Тома дернулась так быстро, что Гриндевальд подумал, не слышал ли он, как хрустнули кости. Лицо мальчика едва заметно сменилось выражением жадности, ненасытного благоговения и почти садистского восторга. Зловещий свет фонаря отбрасывал на его глаза красные и оранжевые тени.

— Чтение мыслей. Вот как читать мысли.

— Да, мальчик, — подумал Гриндевальд, — брось себя на произвол судьбы и поддайся безумию.

Том опустил глаза, быстро перелистывая страницы. Главы выделены жирным шрифтом, легко читаемы и с подробными инструкциями. Мадам Димитриу держала при себе только самую качественную литературу.

— Оставь меня, — рассеянно сказал Том, поглощенный текстом книги. Большинство, казалось, было понятно, усилие и ущерб проявятся позже. Гриндевальд знал, что мальчик проигнорирует это и пойдет дальше. Для него это что-то вроде оружия, которое нельзя отнять.

Мальчик боялся довериться лжецам, и теперь он будет отдаляться в своем отчаянии, чтобы никогда не быть преданным.