Истинные приключения французских мушкетеров в Речи Посполитой

Исаак де Порто — так, как мы помним, на самом деле звали нашего Портоса, принадлежал к дворянской протестантской семье. Его отец был богатым землевладельцем и влиятельным человеком в Беарне.

Он родился в По, столице Беарна, в 1617 году. Прежде чем получить заветный плащ мушкетера, ему пришлось прослужить некоторое время в гвардейской роте барона дез Эссарта.

Тремя годами младше Портоса был Арамис — Анри д’Арамиц. Он также происходил из беарнских дворян-гугенотов (гугенотами назывались французские кальвинисты, представлявшие одно из течений в протестантизме). В роте мушкетеров он оказался в 1641 году.

В том же году и, вероятнее всего, одновременно с ним, вступил в ряды мушкетеров Арман де Силлег д’Атос д’Отвьель. В 1643 году в регистрационной книге церкви Сен-Сюльпис в Париже появилась запись о его смерти, произошедшей в результате дуэли. Но, как видим, Атос продолжал здравствовать и поныне. Был ли мушкетер при смерти, что стало причиной ошибочного сообщения о его кончине, или его попросту перепутали с кем-то другим, — так и останется тайной. По крайней мере, сам Атос никогда не распространялся на этот счет, а друзья, если знали его секрет, то не собирались его раскрывать.

Атос и Арамис в Париже держались вместе и поселись недалеко друг от друга — на левом берегу Сены.

Атос жил на улице Феру, рядом с Люксембургом. Хозяйка, молодая вдова, сдавала ему две небольшие комнаты, вполне милые, но довольно скромные. Подобно хозяйке д’Артаньяна она тоже имела виды на своего постояльца, но Атос никакого повода для таких надежд не давал. Даже такого, как д’Артаньян.

Квартира Арамиса находилась на улице Вожирар, от нее тоже было рукой подать до Люксембурга.

Когда в роте мушкетеров появился Портос, он, пользуясь своим родством с Атосом и Арамисом, стал третьим в их компании, которая с этого времени стала неразлучной. Портос поселился в том же районе, что и друзья — на улице Старой Голубятни.

— Но как вы оказались здесь, в Речи Посполитой? — не переставал удивляться д’Артаньян.

— Это долгая история, — с некоторой суровостью произнес Портос, вопросительно посмотрев на Атоса.

Тот одобрительно улыбнулся.

— После известной истории, мне не следовало оставаться в Париже — во-первых, из-за участия в громкой дуэли, во-вторых, раз уж стало известно, что я умер… Если коротко, некоторое время я находился в надежном месте, поддерживая связь с друзьями, а, когда рота мушкетеров была распущена, мы собрались вместе и решили, что можем попытать счастья где-нибудь в другой стране. Конечно же, я понимал, что друзья ради меня идут на определенные жертвы, за что им безмерно благодарен, — последние слова Атос произнес чуть дрогнувшим голосом.

— Не понимаю, о каких жертвах идет речь? — горячо воскликнул Портос, а его друг вновь бросил на него взгляд, полный одобрения и признания.

— Так что, дорогой д’Артаньян, сегодня мы самые настоящие наемники, — включился в разговор Арамис. — И, надо сказать, совершенно об этом не жалеем, ведь так, друзья?

— Тысяча чертей, конечно, нет! — воскликнул Портос. — Наемник — что в этом столь уж ужасного? — было видно, что он дурачится. — Во всяком случае, это не страшнее, чем быть шпионом первого министра Франции!

Д’Артаньян бросил на великана испепеляющий взгляд.

— Господа, — поспешил разрядить ситуацию Атос, — полагаю, что к обеду уже все готово, и с нашей стороны было бы невежливо заставлять князя Александра ждать.

Мушкетеры направились обратно к замку. Атос шествовал впереди, следом за ним — д’Артаньян, все еще чувствовавший себя немного уязвленным последней репликой Портоса. Последнего чуть задержал Арамис, и было видно, как он что-то энергично говорит ему на ухо, отчего на лице Портоса появилось виноватое выражение нашкодившего ребенка.

Глава пятая. Леди Карлайль

Обед произвел на д’Артаньяна неизгладимое впечатление своей изысканностью и роскошью. Это относилось в равной степени и к яствам и к посуде, в которой они подавались на стол, а также ко всей атмосфере, в которой проходила трапеза.

Д’Артаньян готов был поспорить, что в роскоши этот обед не уступал банкетам, которые устраивались в Лувре, а он по долгу службы присутствовал на нескольких из них.

Слух собравшихся, коих было чуть более десятка, услаждали музыканты. Звукам умиротворяющего клавесина, вторили меланхоличная лютня, плачущая скрипка и щебечущая флейта. Музыка действовала на д’Артаньяна благотворно. Не особенно избалованный изысканной едой, будучи солдатом, к тому же холостяком, он от обилия яств несколько расслабился, пытаясь всячески отвлечься от событий последний дней.