Истинные приключения французских мушкетеров в Речи Посполитой

Ночью из-за реки раздалась беспорядочная стрельба, послышались крики тысячи глоток.

— Татары пришли, — хмуро делились друг с другом польские солдаты, ближе подсаживаясь к костру.

— Никакие это не татары, тех видели в нескольких днях пути отсюда, — встревал кто-нибудь в разговор, и в дрожащем свете огня суровые лица озарялись несмелыми улыбками надежды.

— Может, перепились, да и стрелять друг в друга начали? — робко предполагал совсем еще безусый юнец. Люди у костра одобрительно смеялись.

— Дикари, чего с них возьмешь, — поддакивал воин постарше.

А из лагеря Хмельницкого тем временем неслось «Аллах акбар».

— Это Хмельницкий приказал своим козакам кричать, чтобы нас попугать. Знаем мы эти дела! — мрачно говорил какой-то старик, не отрываясь глядя на огонь. Лицо его было словно высечено из камня, глаза прищурены. Посидев молча и без движения какое-то время, он опрокидывал в себя чарку медовухи.

Но успокоение не наступало, и большая тревога неумолимо расползалась по всему польскому лагерю.

На следующее утро Хмельницкий собрал все свое войско. Ночью действительно в лагерь прибыли татары, хоть и немного — всего четыре тысячи. Основные силы во главе с Тугай-беем ожидались со дня на день.

Гетман послал за французами.

— Ну, что, господа офицеры, — сказал он, сверкнув глазами. — Будет сегодня бой большой. Может, желаете поучаствовать?

Мушкетеры молча переглядывались, переминаясь с ноги на ногу. Еще совсем недавно они были в расположении польской армии и, пусть сейчас на той стороне реки им бы вряд ли обрадовались, а то бы и приказали арестовать или даже казнить в соответствии с законами военного времени, тем не менее, они вовсе не были готовы вступать бой со вчерашними товарищами.

— Вон, вышлю вперед татарских конников — можете с ними пойти, — продолжал Хмельницкий. — Айтимир-мурза, слышишь меня?

Татарский воин, стоявший в стороне, мрачно глядевший под ноги, резко повернулся, услышав свое имя, и осклабился.

— Что хочешь? — спросил он Хмельницкого.

— Возьмешь к себе в орду французов? — гетман в упор смотрел на мурзу, в его глазах заиграли веселые огоньки.

— Нет, — резко ответил Айтимир-мурза. — Я их не знаю — что они за люди, какие воины. Как смогу им доверять? Нет, не буду брать их с собой.

— Не будешь? — Хмельницкий улыбнулся.

— Нет, не буду, — татарин также улыбнулся, ощерив хищные клыки.

— Ну, да ладно, — гетман устало махнул рукой. — Это я шутил. Оставайтесь пока при ставке, а там видно будет, — бросил он французам и пошел по своим делам, увлекая за собой Айтимир-мурзу.

Мушкетеры, все еще смущенные, с облегчением вздохнули.

С самого утра над рекой стоял густой туман. Хмельницкий построил полки, учинил им смотр, стал ездить меж воинами, выкрикивая время от времени: «За веру! За веру, братья!».

Татары переправились через реку и двинулись на польский лагерь. Тем временем, польская конница пошла через плотину на козацкую пехоту. Как будто разрывая покров небес, словно всадники Апокалипсиса вырастали из-за непроницаемой стены тумана кавалеристы коронного войска. Их встретил шквал артиллерийского огня. Ряды шляхетской конницы смялись, кони попятились обратно на плотину, из-за сутолоки лошади, люди падали в воду, кто мог — спешно отступал. Ободренные успехом, козаки перешли в контрнаступление.

Они ударили по противнику с флангов. Отряд Кривоноса зашел в тыл. Охватившая накануне поляков тревога стремительно перерастала в панику. Началось бегство.

Коронная армия бежала, бросив обоз и все, что в нем находилось — вооружения, припасы, все те бесполезные безделицы и предметы роскоши, которые совершенно непонятно для чего взяли с собой в поход шляхтичи.

Конным покинуть поле боя было проще. Однако на мосту у Константинова под ними обвалился мост, и многие погибли. Кое-кто остался в замке, надеясь защититься от преследователей, но в основном бежали дальше — на запад, в полном беспорядке, приводя в ужас жителей городов рассказами о страшном поражении и погоне со стороны диких и жестоких татар и козаков.

Пехотинцам же пришлось несладко. В битве при Пилявцах, а затем возле Константинова была уничтожена почти вся немецкая пехота, перед сражением же насчитывалось восемь тысяч отборных пехотинцев.

— А вот и ваш бывший противник, Шарль, — Атос указал в сторону мертвых тел.

Д’Артаньян сперва не понял, о чем идет речь — он плохо помнил, как выглядел немец, с которым ему пришлось драться на лесной дороге в день его знакомства с тремя мушкетерами. Атосу было видней: все-таки они прослужили какое-то время вместе.

Гасконца совсем не радовал вид убитого. Он вовсе не питал к нему ненависти. Мушкетер, будь его воля, готов был скрестить с ним шпаги в личном поединке, пусть даже на поле брани. Но война редко дает возможность выбирать противника.

Не мог найти своих обидчиков и Хмельницкий. Напрасно рыскал он по всему польскому лагерю в поисках князей Конецпольского и Вишневецкого — их и след простыл. Лишь позже гетман узнал, что военачальники были среди первых, кто бежал с поля боя.