Исток

И однажды под вечер не выдержала река напора талых вод, вздыбила льды.

Льды пошли как-то разом, словно только и дожидались заветного сигнала, — понеслись по стремнине обломки, беспорядочно кружась, сталкиваясь друг с другом, вздымаясь из воды, вновь погружаясь чуть ли не до самого дна. Неслись по реке льдины, хранившие на себе санные следы и копёнки прошлогоднего сена, обречённо застыл на крохотном обломке изнемогающий от страха одинокий волчонок, жалобно скулил, не надеясь на спасение...

* * *

По весне, едва вскроются реки, от всех славянских племён приходили в Киев светлые князья на совет к великому кагану Диру.

Многолюдным и шумным был Киев в пору весеннего снема, когда собирались в Детинце радимичи и древляне, поляне и северы, уличи и дреговичи.

Теснились на Почайне лодьи, готовые выступить в дальний поход.

Ворота Детинца не затворялись ни днём, ни вечером, и всякий, кто желал, мог во всякое время прийти на пир.

Прямо посреди княжеского двора жарили и парили, варили и коптили да тут же и подавали на столы всякую снедь.

Вышибались донца у бочонков с мёдом и пивом, пили и гуляли славяне, прославляя щедрость своего правителя.

Без меры веселились ратники, ожидая решения старшей дружины — кого идти воевать нынче?

А старшие дружинники Дира — князья светлые и бояре родовые, старцы градские и воеводы — тысяцкие да полутысяцкие собирались в главном тереме, в просторной Золотой Палате.

За окнами шумел и гудел пир горой, заливались гусляры и песельники, а здесь стояла чинная тишина.

Много было съедено и выпито, о многом переговорено и пересужено.

Как умел, рассудил Дир все споры и взаимные обиды соратников, щедро одарил каждого — кого челядью, кого золотом, кому шубу пожаловал со своего плеча, кому поднёс чару заморского вина.

Как обычно, в конце весеннего снема, после всех распрей и пересудов, надлежало решить, куда обратить свои взоры, в какие земли направить дружину.

— Истомились ратники, разленились, — жаловался Радомир. — Не ровен час, вовсе отвыкнут от брани, не захотят променять тёплую повалушу на поле ратное, для чего тогда будет нужна такая дружина?

   — Может, на вятичей сходить? — нерешительно предложил радимичский князь Добронег. — Мои люди ходили туда и сказывали, что зачастили к ним гости Гостомысловы... Не столько торгуют, сколько высматривают... Не оказалось бы так, что придёт туда однажды Гостомысл, обложит вятичей данью...

   — Да что с тех вятичей взять?! — загремел густым басом на всю Золотую Палату воевода Радомир. — Сядем в лодьи да и пустимся на полдень!.. Повоюем Корсунь али дальше — вдоль берега моря пройдём, вот и озолотимся... Обещался император платить каждое лето того ради, чтобы мы в его земли не хаживали, а слова своего не держит. Три лета дружина киевская в ту сторону и не глядела, а какая нам за то плата вышла? Шиш без масла!.. Доколе терпеть нам от греков? — оглаживая пышную бороду и горделиво поглядывая на сотрапезников, вопрошал Радомир.

   — Верно, воевода!..

   — В лодьи!..

   — На греков!

Увидел Дир, что заблестели глаза воевод и бояр, пришлись им по нраву речи Радомира.

Лишь рассудительный не по летам Добронег усомнился:

   — Достанет ли силы?

   — Прежде доставало — и нынче не сробеем! — хвастливо прокричал Радомир. — Чтобы и детям своим заказали обманывать нас. Уж коли обещался платить — плати!..

   — Радимичам хочется поближе добычу найти, вот и зовёт Добронег на вятичей...

   — Может, оно верней будет, на вятичей-то? — подал голос дрегович Олдама.

   — А может, на Волгу сходить? Булгарские города бога-а-тые, а товару всякого — хоть лопатой греби...

   — Эка, хватил! Далече булгары те... Прошлый раз переяславская дружина ходила, почти вся в брынских лесах легла.

   — А отчего? Оттого, что ближним путём пошли! А нужно было — там, где коням корма много, в обход, по степям, вдоль Дона... Или — верховьями Волги, от кривичей...

Напоминание о недавнем поражении меньшей дружины резануло по сердцу Дира, и он громко позвал:

   — Ларника сюда!..

Стихли голоса за столом, каждому стало ясно, что Дир принял решение.

Великий каган обвёл глазами сотрапезников и принялся неспешно объяснять:

   — Настало время, братья, напомнить молодому императору про то, что не выплачена обещанная нам руга за три лета... Для сего, полагаю, следует нам отправить в Царьград посольство.

Гриди внесли в Золотую Палату сундучок с принадлежностями для письма, следом приплёлся подслеповатый ларник, сел поближе к свету, разложил на коленях кусок гладко выскобленной телячьей кожи, обмакнул лебяжье перо в настойку чернильных орешков и приготовился записывать всё, что скажет Дир.

   — Брату моему, императору Михаилу шлю свой поклон и пожелание всяческого благополучия...

Продиктовав эти слова, Дир задумался.

Притихла старшая дружина в ожидании, кого Дир назовёт своими послами.

   — Нет, не так! Начинай сызнова.

Ларник беспрекословно убрал в сундучок испорченный лист пергамена, вытащил новый кусок лощёной телячьей кожи, выжидательно поглядел на переменчивого правителя.

   — Готов? Ну, так пиши же: «Я, Дир, великий каган руссов...»