Истоки первой мировой войны

Мы знаем, что случилось позже, можем оценить, какие решения оказались роковым в кризисе июля 1914 г. и понять, что всякий максимализм в то время был беспочвенным. Каждое из этих решений ограничивало или, казалось, могло ограничить свободу действий других правительств, не оставляло выбора тем, кто принимал решения, и тем, кто был против них. И если мы стараемся понять причины войны, мы должны по крайней мере рассмотреть те из них, которые назывались в то время, когда делался выбор. Если рассмотреть решения, принятые после 28 июня, — к примеру, постановление студентов (членов движения Млада Босня) убить эрцгерцога, разрешение австровенгерских властей на визит эрцгерцога в Сараево (несмотря на предупреждения и его собственные дурные предчувствия) в день, когда сербы отмечали годовщину великого национального несчастья (поражение от турок в 1389 г.) — можно осознать, какие из этих решений имели особую важность и значение. Каждое из них — решение австрийцев принять жесткие меры против сербов, германское решение поддержать Австро-Венгрию, сербское решение отвергнуть некоторые требования австрийцев, решение России защитить Сербию, решение британцев вступить в войну, и, возможно, самые главные решения о мобилизации в России и Германии — все они зависели от целой серии предшествующих решений, планов, унаследованных отношений, присвоений. Все это мы должны проанализировать, если хотим понять то, что случилось в июле 1914 г. И если мы преуспеем в этом, то мы все же должны постараться увидеть то, чего ожидали от этих решений люди в 1914 г., так как очень немногие из них хотели военного исхода и еще меньшее число отдавало себе отчет, какие будут последствия. Как предупреждал российский представитель в Белграде своих австрийских коллег 22 июля: «Мы знаем, когда и почему война начинается, но никогда, где она закончится»^[77]. Генерал Конрад, глава генштаба Австро-Венгии, обсуждая вопрос о войне против Сербии с графом Бертольдом, министром иностранных дел, 6 июля заметил, что их германские союзники должны бы знать, что может произойти после такой войны. И добавил: «Этого мы и сами не знаем»[78]. Германский канцлер, Бетман Гольвег, выразился так: «Они оказались жертвами сил, которые были сильнее их». Бетман заявил своему личному помощнику: «…над Европой навис рок, который выше человеческих сил»[79]. Сазонов, министр иностранных дел России, признавался послу Италии 25 июля, «что ему страшно» [80]. Эдвард Грей образно выразил чувство беспомощности, охватившее его. Выглянув в окно кабинета в сумерки 3 августа, он сказал: «По всей Европе гаснут фонари. Мы в жизни не увидим их теперь зажженными»[81]. Наблюдая за ходом истории, мы должны рассмотреть те силы, действие которых объясняет решения людей, как часть более широкого и неизбежного исторического процесса, или хотя бы как часть картины, которая открывалась взорам европейских канцлеров. Проблема отношений между ними остается главной историографической и философской проблемой, которая является неразрешимой. Тем не менее в следующих главах мы постараемся дать некоторые объяснения относительно начала первой мировой войны и показать, как они далеки от решений, принятых во время кризиса в июле 1914 г.

Система союзничества и старая дипломатия