Последствия же июльского кризиса были так глубоки, что мы не можем быть удовлетворены объяснениями о начале войны, содержащимися в документах того времени и заявлениях политиков и дипломатов. Отчет объясняет хронологию событий и излагает действия официальных кругов, государственных деятелей и членов правительств, послов и военных, но он не может объяснить, как они пришли к ситуации, в которой принимаемые ими решения казались рациональными и неотвратимыми, и не объясняет, как общественность могла принять и даже приветствовать решение о войне. Отчет о кризисе не включает большого количества документов (Луиджи Альбертини в своем замечательном детальном труде «Истоки войны 1914 г.» рассматривает период с 28 июня по 12 августа на.1400 страницах) и не может передать сложности и запутанности ситуации, напряжения тех длинных жарких летних дней. Приводится ряд драматических эпизодов, которые усложняют картину, хотя сами по себе не имеют никакого значения. К примеру, вечером 10 июля барон Хартвиг, российский посланник в Сербии, решил выступить, чтобы опровергнуть слухи о том, что он провел вечер, когда был убит эрцгерцог, играя в бридж, и что в день похорон он не приспустил флаг России. В этот момент его сразил сердечный приступ. Хартвига похоронили в Сербии с величайшими почестями: в его честь назвали улицу, и он сразу стал символом антиавстрийских настроений в Сербии и сербско-русской дружбы. Внезапная смерть известного вдохновителя сербской политики, воплощавшего российские симпатии к сербскому курсу, вызвала слухи. В частности, дочь Хартвига заявила, что ее отца убили австрийцы, хотя было хорошо известно, что он страдал сердечной недостаточностью длительное время.
В таком кризисе, как в июле 1914 г., личные действия и столкновения имели важное значение, хотя в обычной ситуации совсем не играли бы роли. К примеру, 26 июля брат кайзера, принц Генрих Прусский, завтракал с королем Георгом V и вернулся в Берлин совершенно уверенный в британском нейтралитете, хотя, конечно, король был в разговоре осторожен и уклончив, как и его секретарь иностранных дел. Единственный эффект этого была возросшая досада кайзера на британское правительство. Известны и попытки монарха повлиять на ход кризиса при помощи своих личных и семейных связей. Частные лица также пытались предотвратить катастрофу. 1 августа старый лорд Ротшильд послал личное обращение кайзеру, называя его «старым и глубокоуважаемым своим знакомым.
Ему было где-то 80–95 лет»[76]
, но ответная телеграмма кайзера с благодарностью-и уведомлением о получении не была послана, так как телеграфные линии были закрыты. Альберт Баллин, глава пароходной линии Гамбург-Америка, установил тесные связи с британскими бизнесменами и политиками, надеясь убедить членов британского правительства в том, что среди германских правящих кругов существовало большее разногласие, чем на самом деле. Люди имеют склонность надеяться, что все проблемы можно разрешить — великое наследство европейского просвещения, — от которого еще не отказались.