Истопник

– Смотри! Вот здесь, за Усть-Ниманом, нашли много золота… На ручье Большой Йорик. Я на Йорике работал когда-то. В старательской артели. Охранял прииск. Сейчас там открыли большой рудник. Поставили поселок, есть драги. Но от старателей золото тоже принимают!

– Зачем нам золото, Костя?!

Костя как-то некрасиво, хищно, засмеялся.

– Как говорит Мыкола-бандеровец, визьмэшь в руки – маешь вещь… Мыкола и нашел то золото. Его люди нашли.

– Странное какое-то название речки. Большой Йорик. У Шекспира, в «Гамлете», шута при короле звали Йориком. Гамлет нашел его череп в могиле.

– Да знаю я, читал. Проходили в институте.

В лагерях мало кто читал книги. Да и что там стояло, на полках в библиотечке?! Один Горький, Алексей Максимович.

Странички из его книг хорошо шли на самокрутки.

Глаза Сталины затуманились.

Она как будто что-то вспомнила. Ведь была у них с Костей другая жизнь. Литературный кружок, студенческий театр. Она играла, конечно, Офелию. Споры и стихи до утра.

А что теперь? Парабеллум под мышкой у Кости, торбоза и телогрейка, призраки зэков плачут под горой. Да речка Чёрт, как загнанная, бьется в ущелье. Даже летом здесь наледи. Не тают. Почему же так тяжко обернулась для них жизнь? А лагерь… Кому там было легко?

Неожиданно для себя Сталина произнесла вслух… Вспомнила!

– Alas, poor Yorick! I knew him, Horatio: a fellow of infinite jest, of most excellent fancy…

И что-то там еще дальше, на английском языке.

Читатель, конечно, помнит знаменитый монолог Гамлета! «Бедный Йорик! Я знал его, Горацио: это был человек с бесконечным юмором и дивной фантазией. Тысячу раз носил он меня на плечах, а теперь… Как отталкивает мое воображение эти останки! Мне почти дурно. Тут были уста – я целовал их так часто. Где теперь твои шутки, твои ужимки? Где песни, молнии острот, от которых все пирующие хохотали до упаду? Кто сострит теперь над твоею же костяной улыбкой? Все пропало».

– Not one now, to mock your own grinning? quitе chapfallen, – закончила Сталина.

Все пропало.

Костяная улыбка.

Костя ничуть не удивлен. Сталина у него не только красавица, но и умница. Редкое сочетание для женщины. Такой была Костина мать. Вместе с отцом они жили долго и счастливо. И Косте хочется повторить такую жизнь.

Костя – тоже не ургальский лапоть, кое-что и он помнит:

– Знаешь, царские топографы, которые первыми открывали те места, были образованными людьми. Инженеры. Я читал о них в исторических справочниках. На берегах ручьев изыскатели-инженеры находили человеческие останки. Старатели ведь приходили раньше них. Люди всегда гибли за металл. Поднял такой топограф череп с косы и произнес: «Бедный Йорик!» А второй подхватил: «Давай назовем речку Йорик!» Там два Йорика – большой и малый. И поселок так назвали.

Сталина с интересом слушала Костю.

Но закончил он неожиданно:

– А вообще-то Ёрик, с эвенкийского, большой ленок. Я ловил там ленка до двадцати килограммов. Со временем что-то перепутали в буквах: вместо Ёрик стали писать на картах Йорик.

Покачиваясь, Кауфман шел по тропинке к домику Кости. Вот и посмотрим сейчас, кто из нас беднее! Ноги еще держали его. Двустволку нес наперевес. Герку мотало из стороны в сторону. Даже на зоне пить не научился. Очки висели на носу, потому что были подвязаны сзади, за дужки, то ли веревочкой, то ли резинкой.

Дочка протянула руки, он подхватил ее. Лайка недовольно посмотрела им вслед.

Так и вошел в дом. На одной руке Настенька, в другой двустволка.

Костя соскочил с кровати, потянулся к парабеллуму, лежащему на столе.

Но Сталина, простоволосая, в прозрачной комбинашке, уже стояла между ними. Кауфман снял очки и зачем-то начал протирать стеклышки.

Потом сказал:

– Его я убивать не буду… Я убью тебя.

Вскинул ружье.

Сталина уже отобрала у него ребенка и держала дочку на руках.

Мягко отодвинула наставленное на нее дуло.

– Никого ты не убьешь, Гера! И напиваться тебе не стоило. Горе ты луковое!

Кауфман покорно прислонил двустволку к подоконнику, сел за стол, уронив голову на руки, и заплакал. Плечи его тряслись от рыданий.

– Ты предала меня, Говердовская! Все поляки предатели.

– Ты меня спас с Егоркой. Я этого никогда не забуду.

– Вот ты меня и отблагодарила.

– Ты прекрасно знал, Гера, что я тебя никогда не любила. И про Костю я тебе все рассказала. Сердцу не прикажешь. А Егорку ты не любишь.

– Я его еще полюблю.

Кауфман упрямо поднял лохматую голову. Мутным взглядом обвел комнату и увидел на столе аккордеон, покрытый салфеткой-вышивкой. Морской парусник. Работа Сталины. Рукодельница.

– Уже спроворила… Я научу Егора играть на скрипке!

Тут встрял Костя.

– Не надо его учить играть на скрипке. Это мой сын. И он будет играть на аккордеоне.