Истопник

Кауфман снова уронил голову на руки и сразу захрапел. Ударная доза спирта свалила Герыча с ног. Костя и Сталина осторожно перетащили его на деревянные нары, покрытые оленьей шкурой. Кроме панцирной кровати, в свое время взятой Костей из барака, была еще и лежанка.

– Ты знаешь, я его таким никогда не видела. Он мог выстрелить в меня.

– Не посмел бы… Они все трусоватые и осторожные.

– Кто они?

– Ну… очкарики, гнилая интеллигенция. Как мы их звали. Таких было много в институте, где я учился. Большинство. Ты не знаешь, зачем он хочет научить Егорку играть на скрипке?

– Все евреи хотят научить своих детей играть на скрипке!

Неожиданно раздался голос Кауфмана:

– Я не еврей, господа энкаведы! Мой дед, Константин Карлович фон Кауфман, дворянин и почетный член Петербургской академии наук. Генерал-инженер, служил у кавказского наместника Муравьева-Карского. А вы все – голь перекатная! Комсомольцы, добровольцы. Беспокойные сердца. Вохряками были вы, вохряками и останетесь.

И снова захрапел.

Прошло еще время. Что-то, после того прихода пьяного Кауфмана, изменилось в Сталине. Она куталась в шаль, подолгу сидела у окна. Вещи они решили перенести в зимовье Кости. Кауфман их встретил угрюмо. Не угрожал, молча смотрел за тем, как Сталина увязывает свои и дочкины платьишки в узел. Потом сказал:

– Можете здесь оставаться. Я договорился, меня переводят. На Дуссе-Алинь пока никого не назначают. А здесь все полегче, генератор есть, горячая вода опять же. А ему какая разница, как топить тоннель: с востока на запад. Или с запада на восток.

Сталина вышла на крыльцо. Костя в дом не заходил, ждал на дворе.

– Герхард нам предлагает перебраться на станцию. Он уезжает.

Костя ответил:

– Нет, Сталина! Нам теперь надо жить в своем доме.

А она и не возражала.

Кауфман помог перенести вещи. На прощание сказал:

– Дочку не отбирайте. Я буду с ней встречаться. На алименты можешь не подавать. Всегда помогу деньгами.

Костя задиристо ответил:

– Сами справимся!

Кауфман невесело посмотрел на него:

– Ты с собою лучше справься… Береги ее!

Непонятно – кого беречь?!

Сталину или Настеньку? Лучше, конечно, беречь обеих.

Костя с утра решил идти на ручей. Летом он топил тоннель через день. Когда Костя собирался мыть золото, в движениях его появлялась спешка и суетливость. Он то выходил на крыльцо и смотрел на небо. То опять перебирал рюкзак с нехитрой снедью. Сталина давала в дорогу кусок сала, лук, холодную картошку.

Сталина вдруг попросила:

– Оставь мне пистолет. Боюсь я чего-то. Кауфман опять напьется и придет с ружьем.

– Не придет. Я вчера в бинокль наблюдал. Он уже вещи собрал и ждет дрезину с Ургала.

Но парабеллум оставил.

Самородок вывернулся неожиданно. Был он небольшой, но тяжеленький. От счастья у Кости задрожали руки. Уже нынче можно перебраться на Ургал. Купят квартиру или дом. Родительский совсем обветшал… Егорку заберут из интерната. А может, сразу в Комсомольск рвануть?! Там работу скорее найдешь. Да к тому же Мыколе Гринько в артель можно податься. Он возьмет! А еще лучше на Большой Йорик. За один сезон столько заработаешь!

Снова взялся за лоток. Сколько раз старался на ручье – все какая-то муть попадалась. Пыльца. А тут, откуда он выкатился?!

Костя, радостный, после обеда прибежал к зимовухе. Летел как на крыльях.

Закричал от калитки:

– Смотри, что добыл!

Кучум, кажется тоже от избытка чувств, залаял.

Черный самородок поблескивал на ладони, бил лучиками.

Радостное настроение передалось Сталине. Ярков сейчас сделает все, чтобы Сталина и дети обрели свой дом и долгожданное счастье.

Удача теперь не покинет их.

Костя крикнул:

– Лови!

И кинул увесистый камешек Сталине.

Сталина засмеялась и поймала. Кинула в ответ.

Они игрались как дети, получившие новую игрушку.

Смотрели друг на друга влюбленными глазами. Все получится. Кауфман больше не придет с двустволкой наперевес. Егорка вернется к отцу и матери. Новый дом, просторный и светлый, они построят.

– А теперь ты лови! Потяжелее…

Сталина кинула Косте пистолет.

Костя сразу включился в новую игру. Он поймал парабеллум, ловко прокрутил его на пальце – по-ковбойски, как умел это делать только он один, повалился на бок и с земли снова кинул пистолет Сталине. Она хотела поймать его так же ловко. Сталина умела обращаться с оружием. Но на этот раз промахнулась. Пистолет выскользнул из рук и ударился рукояткой о вымощенную камнем дорожку у крыльца.

Раздался выстрел.

Сбитый предохранитель не сработал.

Сталина медленно опустилась на колени.

На груди на платье, слева, расплывалось кровавое пятно.

Она успела прошептать:

– За что же ты меня так, Костя…

И повалилась лицом вперед.

Все. Недолгое их счастье закончилось. Не бывать светлому дому.

Неслучайно опрокинулся самовар с кипятком. Недаром скрипят петли на дверях. И зэки под сопкой строятся и строятся в колонны.

В беспамятстве Костя забежал в избушку. Настя спокойно играла с тряпичной куклой, сделанной из пряжи. Она называла ее Ярни. На английский манер. Наверное, мама научила. Ярни по-английски пряжа.

Выстрела Настя не слышала.

Костя бежал по тоннелю, обхватив голову руками. Куда он бежал, зачем?