Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Во-вторых, переход от рабовладельческого строя к феодальному в этом случае безоговорочно относится к числу социальных революций. Это положение представляется дискуссионным. Историки отказались от распространенного в конце 30-х – начале 50-х годов тезиса о «революции рабов» (в некоторых учебниках по историческому материализму он, впрочем, сохраняется)[484].

Вместе с тем многие советские историки считают весь сложный клубок социальных процессов, потрясших Западную Европу в первые века нашей эры и проложивших заметный рубеж между рабовладельческим строем и феодализмом, социальной – антирабовладельческой – революцией[485]. Некоторые авторы полагают, что и в ходе развития самого античного рабовладельческого общества имели место социальные революции; они ссылаются при этом на отдельные высказывания Энгельса[486]. Однако, не говоря уже о том, что объектом исследования являются, как правило, лишь страны Средиземноморья, а этого (при всем значении данного региона) недостаточно для доказательства всеобщей закономерности, исследователи сами обращают внимание на то, что не все процессы «укладываются» в схему, заимствованную из опыта более поздних революций[487].

В-третьих, рассмотрение социальной революции как «закона перехода» выключает из анализа, с одной стороны, те революции, которые (даже будучи успешными) не знаменовали перехода от одной формации к другой, а решали более ограниченные задачи, с другой – те, в общем не так уж редкие «случаи», когда переход (например, от феодализма к капитализму) происходил без революции (во всяком случае без победоносной революции).

Наконец, приведенная формула уязвима и в том отношении, что безоговорочно относит социализм к классовым общественным формациям, тогда как здесь требуется ряд существенных оговорок.

Как же разрешить противоречие между всеобщностью понятия «социальная революция» и неизбежной ограниченностью его приложения к историческому процессу? По-видимому, мы стоим перед альтернативой: либо следует настолько расширить понятие (вместе с тем сузив, обеднив его содержание), чтобы оно было применимо ко всякому переходу от одной формации к другой, в том числе от первобытно-общинного к классовому обществу, либо признать, что социальная революция свойственна лишь определенному этапу исторического развития.

Первое предложение, по сути дела, сводит социальную революцию только к «революции производственных отношений», элиминирует из социальной революции революцию политическую. Сомнительно, чтобы такое решение было продуктивным.

Второй путь представляется единственно плодотворным, ибо позволяет выявить динамику развития социальной революции. Проблема генезиса социальной революции в марксистской литературе еще недостаточно разработана. Ограничусь поэтому лишь самыми общими соображениями, формулированием гипотезы, нуждающейся в дальнейшей разработке.

Исходным пунктом для нас является положение, что социальная революция не адекватна революционному процессу в целом. Последний, будучи наиболее активным, динамичным видом исторического творчества (по сравнению с эволюционным процессом), не может не порождать большого разнообразия форм своего проявления. Революционные сдвиги и переломы, происходившие в эпоху становления человеческого общества, развития первобытно-общинного строя и перехода к классовому обществу, были такими проявлениями революционного процесса, которые не приобрели еще формы социальной революции. Они были весьма протяженными во времени, не были связаны со сменой классового господства, являлись полностью стихийными.

В недрах классовых обществ древности, особенно при античном рабовладельческом строе, появляются уже такие противоречия в сфере производства и распределения, в политических и идеологических отношениях, которые порождают разнообразные формы борьбы и методы разрешения конфликтов: более или менее радикальные реформы, гражданские войны между группировками рабовладельцев, преобразования политического строя и смена государственных форм, восстания рабов, движения крестьян и т.п. Многие из этих социальных потрясений и переворотов не только внешне подобны социальным революциям более позднего времени, но и действительно несут в себе определенные элементы социальной революции. Дальнейшие исследования специалистов, освободившихся от давления схемы, побуждавшей их к вольной или невольной модернизации, смогут, очевидно, выявить, где, когда и в какой мере проявлялись те или иные элементы[488].