Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Самый факт существования народничества представлял собой проблему для марксистов, проблему, во многом новую и вместе с тем отнюдь не очевидную именно с точки зрения ее новизны. Не вызывала сомнений необходимость отмежевать нарождающееся пролетарское движение России от мелкобуржуазного социализма. Признание этого служило со времен «Наших разногласий» критерием принадлежности к марксистскому направлению. И столь же общепризнанной была необходимость связи, преемственности революционной традиции: достаточно вспомнить заключительный абзац «Манифеста Российской социал-демократической рабочей партии», принятого ее I съездом[19]. Затруднение же, притом не частное, а принципиальное, относилось не к прошлому, а к настоящему. Суть его – применимо ли к России положение, неоднократно и недвусмысленно высказывавшееся Марксом и Энгельсом: утопизм, который был не только предшественником, но и зародышем материалистически-критического социализма, с появлением его может быть лишь «нелепым, пошлым и в самой основе своей реакционным»[20]. Для Плеханова-марксиста решение этого вопроса было само собой разумеющимся. Никаких отклонений от общемарксистской позиции в отношении русского утопизма он не допускал. Помня обстановку 80 – 90-х годов, «гипноз» народовольчества, трудность разрыва, даже самый суровый критик, если он судит объективно, должен будет признать неизбежность плехановской заостренности, непримиримости к предшественникам. Правда, Маркс и Энгельс не так относились к народничеству. Но Плеханов имел основание считать, что возникновение группы «Освобождение труда» и общие успехи европейского социал-демократического движения в корне меняют дело. Времена корифеев старого русского социализма прошли. Маленькие люди, писал он по поводу эпигонов, кажутся большими, когда великие сходят со сцены.

Однако, что представляла собой тогда историческая сцена с точки зрения соотношения социалистической утопии и научного социализма? Опыт Западной Европы подсказывал ответ: в той мере, в какой пролетариат сменяет в процессе буржуазного развития предпролетариат, утопия, не теряя полностью своего демократизма и революционности, приобретает в целом ретроградное качество. С точки зрения Плеханова, и в России капитализм стал столь заметным и всеопределяющим фактом, что только слепые могли не делать из этого всех необходимых выводов. Те же условия, та же ретроградность.

Ленинская позиция, как известно, была иной, хотя отличие поначалу не проявилось открыто и резко. Общность коренных пунктов критики либеральных эпигонов народничества и всего народнического мировоззрения налицо. Но там, где у Плеханова царила полная ясность, для Ленина существовала трудность, не поддающаяся однозначному и чисто идеологическому решению. Из утверждения о победе капитализма в России, из тезиса: новый, буржуазный строй «засел уже прочно, сложился и определился вполне не только в фабрично-заводской промышленности, а и в деревне и вообще везде на Руси»[21], вытекало признание народнической утопии безусловным анахронизмом. Однако Ленин не формулировал последнюю мысль столь категорично, как первую. Что-то ему «мешало» это сделать, и современный исследователь вправе видеть в несовпадении разных плоскостей ленинского подхода не слабость, а преимущество. Ибо, говоря о несовпадении, мы имеем в виду не внешнее противоречие, несогласованность отдельных текстов, а противоречие движения мысли, имеющее объективную почву и потому неразрешимое в одной лишь сфере мысли.

Утопизм народнической программы Ленин видел в том, что ее авторы пытаются найти выход из бедствий крестьянства на пути, противоположном общественно-экономическому прогрессу. Она реакционна, поскольку отражает стремление класса мелкой буржуазии сохранить свое положение, как мелкой буржуазии. Но она и прогрессивна, «поскольку выставляет общедемократические требования, т.е. борется против каких бы то ни было остатков средневековой эпохи и крепостничества»[22]. Каждое из этих положений бесспорно. Взятые же вместе, они толкали к поискам более конкретного ответа на вопрос о социальном эквиваленте демократических требований. Мелкий собственник в России имеет те же две души, что и везде. Однако как «сожительствуют» они в условиях страны, где мелкая собственность в самой массовой отрасли производства еще не утвердила себя и не может утвердить до тех пор, пока здесь господствует крупная собственность ретроградного типа? Если русский крестьянин прежде, чем стать и для того, чтобы стать мелким буржуа, должен превратиться в противника частной собственности на землю, то не несет ли в себе такое превращение новую перспективу общественной эволюции, идущую много дальше того, что имел в виду Плеханов, говоря в обоснование аграрной программы 1902 – 1903 гг. об устранении исторической несправедливости, с одной стороны, и модернизации русского буржуазного общества, с другой?