Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Мы теперь знаем, что в проблеме гегемонии сошлись, как в фокусе, все запросы и задачи освободительных движений XX века. Но было ли это в такой же мере ясно марксисту начала века, не исключая единомышленников Ленина? Ведь не случайно на II съезде РСДРП при обсуждении программы самой острой была дискуссия не по коренным принципам (диктатура пролетариата), а по аграрной части, дискуссия, которую было бы натяжкой представить лишь спором ортодоксов с оппортунистами. Еще раньше переломная ленинская статья третьего номера «Искры» – «Рабочая партия и крестьянство» – вызвала недоумение, по свидетельству самого Ленина, «у весьма многих русских социал-демократов»; спустя два года во время парижской дискуссии по аграрному вопросу Ю. Стеклов, возражая Ленину, противопоставил ему Ильина – автора «Развития капитализма» (вспомним, что так же сформулировал несогласие с Лениным в 1909 г. большевик Скворцов-Степанов)[14]. Стало быть, Ленину в этом вопросе надо было идти не просто против течения, но против такого течения, исходный пункт которого оппоненты видели, наряду с программой группы «Освобождение труда», в ленинских же работах 90-х годов, т.е. в утвердившейся в результате сражения с народничеством общепризнанной марксистами концепции социально-экономического развития России и – соответственно – концепции русской революции. Учитывает ли эти трудности современный исследователь, столь часто изображающий единую линию ленинского творчества в виде прямой? Не претендуя на освещение вопроса в целом, попробуем взглянуть на некоторые стороны его сквозь призму статьи «Маркс об американском „черном переделе“».

Первая задача и трудность, вставшая перед Лениным, – необходимость уяснить себе конкретное содержание, которое приобретало в данных условиях «нападение на поземельную собственность», а для этого – определить природу последней, как и действительный смысл стремлений нападающих. Стоит напомнить, что неясным и спорным было соотношение внутри русского аграрного строя элементов крепостничества и капитализма (оно и по сей день остается камнем преткновения для исследователя, когда он пытается количественно, в чистом виде, определить те и другие). Спорным был и вопрос о происхождении кабальных форм эксплуатации крестьянина: в какой мере они могут считаться пережитком дореформенной эпохи, а в какой новообразованием? То или иное решение этих вопросов подготавливало, предваряло решение более общего и самого сложного из них: существует ли в пореформенной России крестьянство как класс, или процесс капиталистического расслоения зашел настолько далеко, что превратил это понятие в фикцию, прикрывающую действительность или отчасти лишь отражающую ее – в виде политического и юридического, сословного неравноправия? Слово «фикция» употреблял и Ленин, и он поначалу отвергал существование в этих условиях особого класса «крестьян». Трудность же задачи заключалась и в ограниченности данных, и в инерции первичного, верного в наиболее общем виде, решения вопроса о «судьбах капитализма» в России. Но трудность состояла также в методе постановки и решения задачи.