Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Быстрая и легкая победа над царизмом вызвала в массах состояние «опьянения», наивно-восторженного отношения к событиям. Но «угар» революции и бессознательно-доверчивое отношение масс к буржуазным органам власти не могли не только ликвидировать, а даже затушевать основного противоречия, противоречия между трудом и капиталом, до предела обостренного войной. Широкие трудящиеся массы «созрели» для революции под воздействием материальных факторов. Касаясь вопроса о соотношении политической и экономической борьбы, Ленин подчеркивал две его стороны. Первая – «…без экономических требований, без непосредственного и немедленного улучшения своего положения, масса трудящихся никогда не согласится представлять себе общий „прогресс“ страны»; вторая сторона вопроса – «добиваясь улучшения условий жизни, рабочий класс поднимается вместе с тем и морально, и умственно, и политически, становится более способным осуществлять свои великие освободительные цели»[58].

Поднявшись на штурм царизма и свергнув его, российский пролетариат ждал от революции немедленного удовлетворения своих чаяний и надежд. Одним из коренных вопросов, далеко выходившим за рамки только улучшения условий труда, был вопрос о введении восьмичасового рабочего дня – «первая опора и первое требование революции», как говорилось в одной из листовок, изданных МК РСДРП(б) в апреле 1917 г.[59] В борьбе за реализацию этого давнего пролетарского требования широко развернулась рабочая самодеятельность. Пролетариат, захлестнутый мелкобуржуазной волной, мог поддаться и поддался на время иллюзиям революционного оборончества, мог поверить в возможность контроля за действиями Временного правительства со стороны Советов. Однако в вопросе о восьмичасовом рабочем дне позиция его была ясна: декретом ли правительства (одна из иллюзий), самочинно ли, – но восьмичасовой рабочий день должен быть введен, и притом немедленно. Недаром, когда в Петроградском и Московском Советах обсуждался вопрос о прекращении февральско-мартовской всеобщей стачки, одним из главных доводов противников возобновления работы было указание на то, что восьмичасовой рабочий день еще не введен, а потому прекращать стачку рано.

Столкновение между трудом и капиталом на этой почве приобрело чрезвычайно острый характер. Сразу же выяснилось, что ждать соответствующего закона от Временного правительства не приходится. Эсеро-меньшевистское руководство Советами также не спешило с реализацией этого требования рабочих. В своем стремлении установить «классовый мир» оно делало все, чтобы не допустить острых конфликтов, своеобразно разделить экономическую и политическую сферы борьбы; прекратив первую, сузить и обкорнать вторую. Было выдвинуто даже некое «теоретическое» обоснование отказа от экономической борьбы в данное время. В меньшевистской «Рабочей газете» появилась статья, в которой поражение революции 1905 г. объяснялось тем, что рабочие, установив явочным порядком восьмичасовой рабочий день, вели непосильную для них борьбу «на два фронта», – и против самодержавия, и против капиталистов. «Урок нам дан, – заключала газета, – на два фронта пролетариату вести борьбу очень трудно. Перчатку, которую бросают нам теперь капиталисты, мы не поднимем. Экономическую борьбу мы начнем тогда и так, когда и как мы найдем это нужным. А теперь мы знаем одно: мы напряжем все силы, чтобы создать свободную и демократическую Россию… Для него (рабочего класса. – А.Г.) сейчас непосредственно социальные вопросы не стоят на первом плане. Теперь он добывает себе политическую свободу – единственное средство, при помощи которого он успешно может бороться за социализм»[60].

В таких условиях и развернулось движение снизу за завоевание восьмичасового рабочего дня. Застрельщиками и руководителями этого движения выступили фабзавкомы. Ни правительство, ни мелкобуржуазные лидеры Советов не смогли воспрепятствовать бурному процессу захватного осуществления восьмичасового рабочего дня на предприятиях Петрограда, Москвы, а затем и других городов. Руководители Советов оказались вынужденными вступить по этому вопросу в переговоры с капиталистами, дабы сохранить свое влияние на рабочий класс и с помощью этой уступки заставить его активно работать «на оборону».

Характерной чертой всего февральско-октябрьского периода 1917 г. являлись постоянные массовые собрания, митинги, дискуссии. Митинговали все и по самым различным поводам. Советы иной раз заседали круглосуточно, без заранее выработанных повесток, обсуждая животрепещущие вопросы дня. И то, что буржуазная печать с озлоблением называла «анархией» и «хаосом», на самом деле было одной из форм поиска нового в общественной жизни, «необходимым переходом совершенно еще неподготовленных к общественному строительству масс, – переходом от исторической спячки к новому историческому творчеству»[61].