Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Не случаен поэтому и успех, который имел призыв главы другого направления внутри американской русистики, М. Карповича, «к объективному изложению» фактов[450]. Историки данного направления провозгласили свое принципиальное несогласие с бердяевской концепцией роковой предопределенности в истории России и с мрачным очернением всего русского. Их требования (провозглашаемые почти в каждой работе, но чаще всего не осуществляемые) – «бросить беспочвенные рассуждения и заняться изучением конкретной действительности» – казались новым словом. Сама же концепция Карповича и его «школы» была далекой от объективности. От бердяевской концепции она принципиально мало чем отличалась. Их объединяли и общий политический подтекст – неприятие революции, и общий, по сути дела, взгляд – исключительность судьбы России. Но если в первом случае акцент делался на, так сказать, врожденном расхождении путей России и Запада, то во втором это расхождение связывалось с революцией, которая в свою очередь рассматривалась как результат «роковой случайности», вызванной «ошибками» отдельных людей. По мнению Карповича и его учеников, в царской России «все шло хорошо». Теневые же стороны и бьющие в глаза уродства государственного строя непременно были бы исправлены, если бы не помешали война и революция. В соответствии с этой концепцией основным «виновником» революции назывался чаще всего Николай II. Немало страниц в сочинениях школы Карповича было посвящено подробному разбору личных качеств последнего русского царя, «хорошего человека», но неспособного государственного деятеля. Выход из революционных потрясений, по мнению историков данного направления, страна могла найти в буржуазных преобразованиях, способных привести Россию к идеалу «социального мира». В этой связи особенное внимание уделялось попыткам русской буржуазии, прежде всего кадетов, добиться участия в государственном управлении с целью осуществления реформ. Как рефрен повторялся вывод: лишь близорукость царской власти помешала ей своевременно решить все роковые проблемы[451].

Отметим еще одну общую черту этого рода работ: игнорирование объективных социально-экономических процессов. В течение долгого времени в американской литературе было трудно найти даже упоминание о рабочем классе и рабочем движении в дореволюционной России или о каких-либо из вопиющих противоречий, раздиравших русскую деревню. Фактов в работах Карповича и его последователей было вообще немного, и заимствованы они были главным образом из дореволюционной литературы. Полностью игнорировалось огромное богатство материалов, введенных в научный оборот советскими исследователями. Со временем недоверие читателя стали вызывать также явно вытиравшие наружу политические симпатии и антипатии авторов-эмигрантов. Пришло время, и оказалось, что Карпович устарел не менее, чем Бердяев. К тому же все явственнее становилось изживание «холодной войны», служившей питательной почвой для литературы откровенно антисоветского содержания. Злободневными стали вопросы, связанные с расширением мирового революционного процесса, как никогда острой оказалась проблема общего и особенного в развитии разных стран и народов.