Заметной оказалась роль либертинов-эрудитов в создании научных институтов Нового времени. Наиболее важными оказались три вида их деятельности – коллекционирование рукописей, научные путешествия и создание академий. Приобретение рукописей в ХVII в. стало модой, высшая знать норовила заполучить престижные раритеты. Первенство принадлежало Королевской библиотеке, которая, в отличие от личной библиотеки монарха, сделалась библиотекой королевства (ныне Национальная библиотека).
Созданное при Людовике ХIV это учреждение явилось, в частности, важнейшим центром приобретения восточных рукописей. Владелец крупнейшего в Европе частного собрания восточных рукописей, известный меценат и издатель Мельхиседек Тевено (1622–1692) был назначен хранителем Королевской библиотеки, став после этого членом Академии наук. Сама Королевская Академия наук была учреждена Кольбером в 1666 г. Вместе с Королевской библиотекой и другими основанными им учреждениями это событие знаменовало собой переход от типичного для эпохи Возрождения придворного круга ученых к научным институтам Нового времени (еще под патронажем монарха).
В коллекционировании рукописей Тевено руководствовался познавательными задачами, важнейшей из которых для него были географические сведения. Помощник Кольбера Шаплен, внося Тевено в лист поощряемых из королевской казны деятелей культуры, писал, что его коллекция «призвана служить маяком для наших мореплавателей и пособием для торговли». Особо Шаплен отметил «очень надежные» географические карты, обнаруженные Тевено или «гравированные им с большими трудностями и за свой счет»[804]
.Кроме коллекционирования, Тевено прославился изданием в 1660—1680-х годах обширного собрания повествований о путешествиях, которое, наряду с европейскими, включало восточных авторов[805]
. Вторая половина ХVII в. была временем распространения литературы о путешествиях на Восток, некоторые из отчетов французских путешественников (племянника Мельхиседека Жана Тевено, Жан-Батиста Тавернье, Жана Шардена) приобрели популярность и были переведены на различные европейские языки. Составленные в середине ХVII в., увидевшие свет в его конце и переизданные в начале ХVIII в., они стали важнейшими источниками научной информации о странах Востока для европейских мыслителей, начиная с философов Просвещения («О духе законов» Монтескьё) и до основоположников марксизма.Особое место в этом ряду занимает отчет о пребывании в Могольской Индии (в 1656–1669 гг.) Франсуа Бернье[806]
, а наибольшую известность этому документу придало сопроводительное письмо Кольберу, в котором, помимо интересовавших генерального контролера финансов вопросов[807], сообщалось об отсутствии в Могольской империи частной собственности на землю. Исследователи ХХ в. искали предпосылки подобных выводов в идеологическом контексте абсолютистского правления во Франции, так что отмеченный путешественником индийский «деспотизм» оказывался по этой логике аллегорией правления Людовика ХIV[808].Вопрос, однако, далеко не прост и требует учета воспитания Бернье (1620–1688) как либертина-эрудита. Не случайно в письмах Бернье встречается характерное для кружка Гассенди античное изречение «Sapere aude», ставшее девизом Просвещения. Уроженец провинции Анжу, выпускник медицинского факультета университета Монпелье, Бернье получил общегуманитарную подготовку и сформировался в «академии» Монмора. В начале 50-х годов он защищал своего учителя Гассенди от обвинений его соперника в Коллеж Руаяль. Поскольку последнего поддерживал всесильный Мазарини, Бернье был вынужден оставить Францию.
Возвратившись во Францию, Бернье включился в идейную борьбу против иезуитов, обвинивших картезианцев в подрыве догмата
И в Индии Бернье оставался типичным либертином, убежденным сторонником превосходства знания над предрассудками и обладающей критическим складом мышления ученой элиты над суеверной массой. В описании солнечного затмения в Дели в 1666 г. и в Париже в 1654 г. лейтмотив – разоблачение религиозных предрассудков, превращающих обыденные и прогнозируемые природные явления в экстраординарные события, угрожающие потрясением общественных устоев, а то и основ мироздания. Впрочем, в делийских наблюдениях разоблачительный пафос разбавлялся стремлением к подробному описанию происходившего.