Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе

Признаюсь, особое оживление, возвещающее о прибытии государя и предшествующее ему, быстрая смена противоречивых вестей, общая суета, приказы и отмена их, движение курьеров, лакеев, полицейских чинов, почтмейстеров, генералов и т. д., сменявших друг друга с быстротой молнии, – все это крайне меня забавляло. Никогда я столько не смеялась: и надо сознаться, что мои юные подруги дружно вторили мне, и достаточно было весьма немногого, чтобы вызвать нашу весёлость.

Наконец 27 апреля 1812 года император Александр приехал в Товиани около семи часов вечера, в открытой коляске. Он всегда так путешествовал в какую бы ни было погоду, ночью так же, как и днём. На крыльце его встретил граф Морикони. При виде этого почтенного старика в форме мальтийского командора, со многими орденами, который едва мог стоять на ногах вследствие паралича, разбившего его несколько лет раньше, император сейчас же заметил, что он страдает, и сам поддержал его с видом участия и заботливости. Увидев хозяйку дома, ее двух племянниц и меня, Его Величество в самых вежливых выражениях извинился, что он в форменном сюртуке, так как не ожидал встретить здесь дам. Затем, предложив руку графине Морикони, чтобы ввести ее в гостиную, император хотел поцеловать у неё руку. Графиня Морикони, из уважения к государю, не желала допустить такого знака почтения, вполне для неё неожиданного. И так как она была очень небольшого роста и, приседая, склонялась весьма низко, император, со своей стороны, наклонился почти до земли, и мне опять очень трудно было удержаться от смеха.

Графиня Морикони представила затем своих двух племянниц, госпожу Грабовскую (ныне княгиня Радзивилл) и госпожу Доротею Морикони (ныне графиня Лопасинская) и меня. Император пригласил дам сесть, старого графа он насильно усадил в кресло с трогательной заботливостью, а сам, стоя, стал говорить о Вильне, высказывая самые лестные вещи о местном обществе и о бале, данном накануне его отъезда.

В ответ на эти комплименты мы сочли долгом заговорить о Петербурге. Император спросил нас, знаем ли мы его, и на наш отрицательный ответ сказал: «Так я вас, mesdames, приглашаю в Петербург. Надеюсь, что вы найдёте его соответствующим вашим ожиданиям». Он несколько раз повторил, что смущается своим костюмом в обществе дам, и рассказал нам, что нечто подобное случилось с ним близ Варшавы, в Вилланове, старинной резиденции короля Яна Собеского. «Я крепко спал, когда приехал туда, – сказал нам государь. – Представьте моё удивление и смущение, когда, проснувшись, я вдруг увидел себя окружённым прелестными, остроумными женщинами, в ярко освещённом замке, полном воспоминаний о короле Яне!»

Император наговорил много комплиментов госпоже Морикони о ее замке и парке, на который он пожелал взглянуть из окна. В этот год весна так запоздала, что в конце апреля не было еще и признака зелени. Обеденный час уже прошёл, но государь согласился выпить чашку чая, а когда вскоре доложили, что экипажи готовы, государь милостиво попросил госпожу Морикони не провожать его. Любезно поклонившись всем провожавшим его, он сел в экипаж с обер-гофмаршалом графом Толстым.

Признаюсь, при первом взгляде, я не особенно была поражена красотой государя. Обаяние его заключалось главным образом в кротости выражения открытого, весёлого лица. Должна также откровенно сознаться, что я не могла представить себе государя в сюртуке. Наконец, если мне позволят сказать правду, я нашла, что он недостаточно величествен, слишком любезен, слишком заставляет забывать о его высоком положении. Я не могла привыкнуть к преувеличенным любезностям, выражениям уважения и почтения, с которыми он обращался к женщинам и которые в моем представлении превосходили все, что мы знаем об изысканной галантности Людовика XIV.

Мы узнали от генерала Армфельда, командовавшего в то время в Финляндии, и от господина Чернышева, адъютанта Его Величества, что император вернётся через Товиани. Господин Чернышев, который благодаря своим поездкам в Париж и возлагавшимся на него тайным поручениям пользовался известностью, к которой он не был равнодушен, – господин Чернышев, казалось, обожал государя, которого он прозвал «прельстителем». Через три дня после отъезда Его Величества приехавший из Шавли курьер привёз письмо от князя Волконского с извещением, что Его Величество предполагает приехать на следующий день вечером к графине Морикони на чашку чая.

Так как император должен был остановиться в Вилькомире, чтобы присутствовать на смотре, главный директор почт, который заведовал отводом помещений для Его Величества, намекнул графине Морикони, что было бы уместно предложить императору провести ночь в Товиани, что здесь ему было бы гораздо удобнее, чем в маленьком уездном городе, грязном и наполненном евреями. Он уверил, что император охотно примет её приглашение.