Графиня Морикони, пожилая дама, не любившая стеснений этикета, притом страдавшая от застуженного насморка, ответила, что она недостойна такой великой чести. В то же время она тихонько ущипнула меня за руку, давая понять свою досаду. Пришлось наскоро очистить апартаменты графини, ее племянниц и их горничных, чтобы приготовить их для императора. Целая толпа горничных, молодых и старых, ходили взад и вперёд, что-то несли и опрокидывали всё, что несли. Можно было помереть со смеху, глядя на этот беспорядок. Лакей Его Величества приказал наполнить сеном сафьяновый мешок, обычная постель Александра, всегда спавшего на жёстком матрасе. При этом он с важностью сказал нам, что император никогда не допустит, чтобы из-за него беспокоились, и стал нас уверять, что ему будет
В сумерки, в то время, когда в доме зажигали огни, я увидела в окно толпу мужиков и баб, которые после дневных работ возвращались в свои скромные избы и пели печальные литовские песни… Простота, спокойствие этих добрых людей представляли поразительную противоположность волнению, царившему в замке. Я это заметила графине Морикони, вдове генерала того же имени, очень достойной особе, благоволившей тогда относиться ко мне как к своей приёмной дочери.
В то время, как мы спокойно беседовали, нам доложили, что едет император. Хозяйка дома прибежала, запыхавшись. Мы усадили ее на минуту, чтобы дать передохнуть, и затем все вместе пошли встречать императора. На этот раз Александр был в вышитой золотом генеральской форме, с перевязью. Это уже не был
Государь, вспомнив про нездоровье г-жи Морикони, участливо спросил, как она себя чувствует, и каждой из нас сказал приветливое слово. Он сказал нам, что он торопился, чтобы поспеть к обеду в Товиани, но дурные дороги задержали его. Тогда госпожа Морикони, которую мы толкали, осмелилась просить императора сделать ей честь – остаться ночевать в замке.
Государь объявил, что ни за что не захочет до такой степени затруднять ее, что помещение в Вилькомире уже готово и т. д. За этим пошли новые просьбы, ибо ясно было, что отказ вызывался лишь чувством деликатности. Мы призвали на помощь графа Толстого, который, узнав, что он сродни госпоже Морикони через брак его дочери с князем Любомирским, племянником графини, тотчас обратился к императору тем фамильярным тоном, который он себе дозволял с ним: «Ваше Величество, согласитесь остаться здесь, так как это я, в качестве родственника, являюсь здесь хозяином!» Император был, видимо, удивлён, и Толстой поспешил объяснить ему это родство. Тогда, обратившись к графине Морикони, государь сказал: «Графиня, я к вашим услугам, но умоляю вас не беспокоиться для меня». Граф Толстой вышел, чтобы послать курьера в Вилькомир к военному министру Барклаю де Толли.
Когда все уселись в круг, император спросил у графини Морикони, не употребляет ли она очень известное в Петербурге средство от кашля, прибавив, что, если средства этого у нее нет, его доктор может достать его. Возвратившийся в гостиную граф Толстой стал уверять, что он берется вылечить от насморка лепёшками из подорожника. Император пошутил над его медицинскими познаниями, прибавив, что надо остерегаться его советов. «Как! Ваше Величество, – возразил Толстой, – я давал эти лепёшки Вашей maman, императрица-мать только этим и лечится от насморка, и очень одобряет это средство».
Император стал затем говорить о своей поездке по Литве, о нескольких красивых местностях по Неману, о земледелии вообще и т д. Вдова Морикони, по-моему, с успехом поддерживала разговор. Мы несколько раз обменялись взглядами, и по глазам было видно, какое я испытывала удовольствие. Император сказал ей несколько комплиментов по поводу ее агрономических познаний. Император спросил затем, не занимаемся ли мы музыкой. Графиня Морикони ответила, что племянница ее поёт. Государь выразил желание послушать ее. Все встали, и Александр стал около фортепиано. М-llе Доротея сказала ему, что она от страха с трудом переводит дыхание. «Умоляю вас, – сказал государь, – забудьте, что около вас император».
В то время, как она пела, Александр перевёртывал страницы, и по окончании арии он обратился к ней с лестными комплиментами о ее таланте. Потом он спросил меня, занимаюсь ли я также музыкой. Но я поспешила ответить, что у меня самые заурядные способности.