Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе

«Я не одобряю в женщине такого рода храбрость, – сказал император, когда эта дама удалилась. – Есть для них другой способ отличиться, более достойный их, более соответствующий их полу», – прибавил он, бросив на меня приветливый взгляд.

Каждый день император Александр, сопровождаемый своей свитой, отправлялся пешком на парад, на площадь перед городской думой, почти напротив моих окон. Я слышала, как он говорил солдатам: «Здорово, ребята», – причём солдаты отвечали: «Здравия желаем, Ваше Величество».

Эта взаимная заботливость, соединявшая государя с армией, отца с усыновлёнными детьми, гул всех этих мужественных и воинственных голосов – все это производило впечатление чего-то торжественного и трогательного.

Однажды, когда я хвалила состояние русских войск, в течение кампании никогда ни в чем не нуждавшихся, император сказал, вздыхая: «Войска тоже много пострадали. Здесь можно видеть лишь то, что блестит». Александр считал несправедливым, что во Франции императорская гвардия получает более высокий оклад, чем рядовое войско.

Фельдмаршал Кутузов предложил мне передать ему письмо моему отцу, – письмо, в котором я посоветовала ему вернуться в Литву. Он обещал доставить это письмо отцу через еврея, шпиона и курьера армии. Мой отец, действительно, получил его в Варшаве, где он был еще во власти французов.

Послание это, написанное осторожно и показанное императору и фельдмаршалу, произвело сильное впечатление среди агентов французского правительства. Вообразили, что мой отец поддерживал тайные сношения с русскими. Он принуждён был обязаться последовать за французами, и ему стоило большого труда помочь несчастному еврею спастись бегством.

Глава XIII Заботы Александра о французских пленных. Император уезжает из Вильны

В течение своего двухнедельного пребывания в Вильне император Александр посвящал облегчению человеческих страданий все минуты, в которые он мог оторваться от правительственных и военных дел. Всегда в сопровождении генерала Сен-При, он лично обходил госпитали, не боясь зловредного заразного воздуха, который внушал нам сильнейшие опасения за его драгоценную жизнь! Благодаря ему везде восстановлялся порядок, и надежда возвращалась в сердца несчастных пленных.

Однажды одна бедная француженка с двумя малыми детьми бросилась на улице к ногам государя, возвращавшегося с парада. Слёзы этих несчастных тронули его до слёз, и он поспешил оказать им помощь.

Один солдат, которого я приютила, однажды рассказал мне, что, встретив молодого, красивого и с виду доброго русского офицера, он остановил его и попросил милостыни. Красивый молодой человек велел ему пойти в кухню императорского дворца и сказать, что брат великого князя приказал, чтобы ему дали поесть. «Я сделал, как он мне сказал, – прибавил солдат, – и хорошо же я тогда поел!» Несчастный не знал, что этот брат великого князя был сам император.

Известие о смерти принца Ольденбургского, зятя Александра, погибшего от госпитальной лихорадки, усилило наши страхи за жизнь государя. Накануне своего отъезда государь провёл у меня вечер, причём я осмелилась высказать ему свои опасения и умолять его бережливее относиться к столь драгоценной для нас жизни.

«Эти эпидемические болезни, – отвечал император, – совсем не страшны при отсутствии мнительности и при здоровом организме. К несчастью, по отношению к моему зятю эти условия отсутствовали, и он погиб…»

Я сама испытала то, что говорил государь: я ежедневно, в собственном доме, бывала с лицами, заболевшими госпитальной лихорадкой, но, пользуясь прекрасным здоровьем, я ни разу не заразилась этой болезнью. Я спросила у государя, правда ли, что его узнавали при посещении им госпиталей? «Да, – сказал он, – меня узнали в офицерской комнате, но обыкновенно меня принимали за адъютанта генерала Сен-При».

По этому поводу государь рассказал мне один эпизод, который очень его тронул и на меня произвёл такое же впечатление. Один умирающий испанский офицер, лёжа на своём одре, диктовал конец письма своему товарищу, когда генерал Сен-При в сопровождении государя подошёл и заговорил с ним.

«Господин офицер, – слабым голосом сказал испанец, обращаясь к Александру, которого он принял за адъютанта русского генерала, – будьте добры, отправьте это письмо. Я в нем посылаю последнее “прости” в Испанию, моей жене».

«Я доставлю это письмо», – сказал государь, который тогда собирал всех испанских пленных, чтобы отправить их морем, на свой счёт, на родину. Государь, посетивший французский госпиталь, в центре университетских зданий, описал его в таких красках, что кровь леденела в жилах и нельзя было не содрогаться от ужаса.