Исторические миниатюры. Как отвага, скука и любовь сформировали мир

Так и случилось. Монголы, которые до этого были заперты в своей враждебной вселенной, проживая на задворках истории, набросились на остальные страны, словно адский кошмар, и всего за двадцать лет Чингисхан стал владыкой империи, которая простиралась от Японии до Каспийского моря, от снегов Гималаев до снегов Сибири, настолько огромной, что для того, чтобы дойти из центра до одной из ее границ, потребовался бы год. По пути Чингисхан оставил десятки миллионов трупов. Он был страшнее самого ужасного стихийного бедствия. Его внушительная армия из ста тысяч человек, которых с детства тренировали быть опытными наездниками и лучниками, была обучена спать верхом на лошадях и выживать на молоке и крови кобыл, могла передвигаться с невиданной доселе скоростью и раз за разом побеждала войска, намного превосходившие ее в численности. Они появлялись и исчезали, пересекали самые суровые пустыни и самые ледяные горные хребты, нападали спереди и сзади, а если и отступали, то только для того, чтобы вернуться на следующий день и атаковать. И когда за пределами своего мира они сталкивались с препятствиями, например с крепостями или стенами, они не останавливались, чтобы научиться осаждать города, они просто нанимали тех, кто уже умел это делать. Они были устрашающей армией. По сути, психологический террор был одним из их лучших оружий. Иногда они пугали несильно, например, когда зажигали множество костров и поднимали столпы пыли, чтобы издалека казалось, что их на самом деле больше. А иногда, когда использовали пленников в качестве живого щита или складывали пирамиды из трупов, чтобы препятствовать сопротивлению, внушали леденящий душу страх. Тот, кто осмеливался выступать против них, оказывался в братской могиле истории, однако тот, кто сдавался, сохранял себе жизнь и становился частью Монгольского государства. Многие из самых верных слуг хана на самом деле были его старыми врагами. Как, например, Елюй Чуцай, китайский эрудит, научивший хана, что империю можно завоевать на лошади, но нельзя управлять ею, сидя верхом, и что гораздо выгоднее облагать налогом, а не уничтожать. К нему не всегда прислушивались. Однажды он выступал на стороне завоеванного народа, и один из сыновей Чингисхана с сарказмом спросил его: «Опять будешь оплакивать людей?»

Тем не менее на горах из убитых с величайшей жестокостью людей Чингисхан построил общество, в котором поощрялись мир, меритократия, торговля, этническая и религиозная терпимость, справедливость и права женщин. К примеру, когда он отправлялся в очередной поход, империей правили Оэлун, Бортэ, его сестры и дочери. Кочевник, познавший голод, беспомощность и рабство, преклонял царей, принцев и халифов к ногам своей семьи. Само небо покровительствовало ему, и он был счастлив. Казалось, у него было все, чего он желал. Все, кроме одного: преемника.

Братья. «Я спал так, будто бы смерть никогда не настигнет меня», – сказал он перед тем, как собрать всю свою семью и выбрать наследника. Кандидатами были четверо сыновей Бортэ, сцена была горькой: следуя традиции, Великий Хан сначала спросил Джучи, потому что тот был самым старшим, но едва тот успел открыть рот, как другой сын, Чагатай, начал кричать, что Джучи не был Чингисхану родным сыном и поэтому он никогда не признает его назначение. После этих слов братья вцепились в шеи друг друга, и завязалась драка. Тэмуджин защитил Джучи, однако, опасаясь гражданской войны, решил, что новым ханом станет другой его сын – Угэдэй. Случившееся сильно оскорбило Джучи, поэтому он удалился из своих земель и отдалился от семьи. Напряжение нарастало. Стали появляться слухи о том, что он готовит восстание. Опасаясь, что слухи были правдивы, Чингисхан послал за старшим сыном, но тот не явился. Говорил, что приболел. Подозревая неладное, отец решил отправить против него войско, и тут до него дошла новость: Джучи, который, по всей видимости, все-таки был болен, скончался. Узнав об этом, владыка мира на несколько дней заперся в своей палатке и пригрозил влить расплавленный свинец в глотку любому, кто посмеет потревожить его траур. Через шесть месяцев он умрет. Ему было около семидесяти лет, и, возможно, он умер после падения с лошади, или, может быть, из-за тифа, потому что такова жизнь и порой именно так и умирают строители империй. Его тело было перевезено в окрестности горы Бурхан-Халдун и тайно захоронено. Неизвестное место его захоронения и сотни километров вокруг него будут объявлены «Великим запретом», священной закрытой территорией, охраняемой военным племенем и их преемниками в течение последующих восьми веков.