Исторические силуэты

В сфере внимания наместника как Главнокомандующего войсками находились и вопросы внешнеполитической ситуации на южных рубежах России, Его наблюдения, соображения по поводу подготовки Турции и Ирана к войне полны тревоги за Россию, поскольку он видит слабые звенья в обороноспособности страны, состоянии сосредоточенных на Кавказе войск. В многочисленных донесениях он с беспокойством сообщает об этом царю. В то время как турки принимают энергичные меры для своего усиления, пишет Воронцов-Дашков, «с нашей стороны, по-видимому, ничего не делается в этом направлении и в боевой подготовке войск округа имеют место недостатки, которые существовали десятки лет тому назад, и в случае наступательного движения со стороны Турции мы окажемся на Кавказском театре войны еще менее подготовленными, чем были на Дальнем Востоке». Записка эта датирована 1908 г.^{174}

Увы, ему на его долгом веку придется еще стать свидетелем самой страшной войны из всех, им виденных;— первой мировой. Не говоря уже о новом подъеме революционного движения на Кавказе.

Тогда же, в 1908 г., с невероятной помпезностью Отмечалось 50-летие служебной деятельности Воронцова-Дашкова. В его честь слагаются гимны, сочиняются марши, чеканится медаль. В высочайшем рескрипте на его имя сказано: «Я обратился к вашей испытанной опытности, назначив вас как одного из деятельных участников покорения Кавказа па… должность Моего Наместника в этом крае. Я уверен, что прямодушный образ ваших действий, имеющий единственною целью благо Отечества, по достоинству оценен кавказским населением». Воронцову-Дашкову пожалованы «для ношения на груди» осыпанные бриллиантами портреты Александра III и Николая II^{175}.

В следующем, 1909 г. Воронцов вновь в центре юбилейных событий: отмечается 50-летие взятия Гуниба и к нему как участнику Кавказской войны вновь обращены многочисленные посвящения, адреса^{176}. В 1913 г. — вновь царский рескрипт с воздаянием заслуг и осыпанный бриллиантами тройной портрет деда, отца и самого Николая II^{177}.

Масштабность задуманной им программы по преобразованию Кавказа, его твердость и энергичные действия на посту кавказского наместника свидетельствовали о ясности его государственного ума, главное же, понимании требований новой исторической эпохи. Нам не раз приходилось обращаться к Витте, создавшему своего рода литературный портрет Воронцова-Дашкова. Они давно знали друг друга, отношения их не были однозначными, во было бы правильным причислить Витте к доброжелателям Воронцова. «Быть может, — писал С. Ю. Витте, — он единственный из сановников на всю Россию, который и в настоящее время находится в том крае, в котором управлял, и который пользуется всеобщим уважением и всеобщей симпатией… Это, может быть, единственный из начальников края, который в течение всей революции, в то время когда в Тифлисе ежедневно кого-нибудь убивали или в кого-нибудь кидали бомбу, спокойно ездил по городу как в коляске, так и верхом, и в течение всего этого времени на него не только не было сделано покушения, но даже никто никогда еще не оскорбил ни словом, ни жестом»^{178}.

Дряхлело самодержавие, а вместе с ним и одна из ее выразительных фигур. Воронцову-Дашкову уже не под силу управлять наместничеством. Он все чаще уезжает в Ново-Томниково. Появились черновики его завещания… Он неоднократно обращается с просьбой об отставке. Замена наконец найдена в лице вел. кн. Николая Николаевича^{179}, и престарелый гр. Воронцов-Дашков может покинуть Кавказ. Кавалер всех российских орденов, включая орден св. Андрея Первозванного, 78-летний Воронцов-Дашков получает свой последний, но, вероятно, самый дорогой для него орден — Георгия 3-й степени…

16 сентября 1915 г. был отдан последний приказ кавказского наместника, в котором он как бы подводил итоги своей деятельности на оставляемом посту: «Покидая с душевным сожалением дорогой мне Кавказ, я чувствую потребность обратиться ко всем народностям и всем слоям разноплеменного его населения с моим прощальным приветом»^{180}.

Его отъезд с Кавказа был поистине триумфальным. Служили молебны, на всем пути следования его встречали многочисленные депутации. О церемонии проводов сообщали крупные российские газеты: «Новое время», «Русское слово», «Кавказ», «Каспий» и др. Как отмечала пресса, особенное значение произвели прощальные слова Воронцова-Дашкова о том, что основой здоровой политики на Кавказе он полагает безусловное доверие к общественным силам и доброжелательное отношение ко всем народностям края, без различия национальностей и религий^{181}.

Но, увы, конец его наместничества и жизнедеятельности практически совпали. 15 января 1916 г. в час ночи Воронцов-Дашков тихо скончался в Алупке. В домовой церкви на Английской набережной была отслужена заупокойная литургия. Тело его было перевезено в его любимое имение Ново-Томииково и погребено там^{182}.

Газеты поместили известия о его смерти. Память Воронцова была почтена в некрологах, панихидах и литургиях.