Поставив перед собой задачу изучения коренных причин дестабилизации, создавшейся в таком многоликом крае, как Кавказ, Воронцов оказался в критической ситуации, не оставившей ему времени на поиски реформистских путей, сторонником которых он являлся. Обстановка требовала незамедлительных действий, и он подчас вынужден был идти на применение военных мер, к тому же в глазах правительства единственно правильных. Ему приходится также помнить о стратегическом значении пограничных районов, охваченных революционным движением{156}
.Первые его мероприятия направлены на скорейшее устранение те$ ошибок, которые были допущены предшествующей администрацией и не могли не способствовать обострению социальных и национальных противоречий в крае. По представлению Воронцова-Дашкова был отменен указ о секвестре имущества армяно-грегорианской церкви и закрытии армянских школ{157}
. Он сменил самую одиозную часть кавказской администрации. Своим помощником назначил имевшего репутацию либерала Султан-Крым-Гирея. Но наиболее нашумевшим было назначение кутаисским губернатором известного агронома В… А. Старосельского{158}. Старосельский был связан с социал-демократической организацией, и лично знавший его Воронцов-Дашков надеялся использовать авторитет Старосельского в губернии, в которой крестьянское движение достигло наибольших размеров. Однако деятельность «красного губернатора» настолько шла вразрез с представлениями властей о методах борьбы с революцией{159}, что он был вскоре смещен, судим, а впоследствии вынужден был эмигрировать.Реакция на действия наместника была незамедлительной. Николай II пишет: «Извините, если я затрону щекотливый вопрос о Крым-Гирее. Я не думаю, чтобы он был вам полезным советчиком и помощником. Но вот о ком я считаю нужным сказать крепкое слово — это о кутаисском губернаторе Старосельском. По всем полученным мною сведениям он настоящий революционер, поддерживающий с тою партией открытые отношения. Поистине место его… на хорошей иве!»{160}
Имя кавказского наместника у всех на устах. Пресса именует его красным. «Сомнительным» называет М. В. Родзянко управление Воронцова-Дашкова на Кавказе{161}
. «Весь Кавказ, вся Россия кричит уже лет 5–6 о ни к черту негодности наместника (Воронцова). И государь его не смещает. Не решается, говорят, огорчить старого слугу. Теперь, конечно, закричит Дума, опять скандал» — это запись из дневника Л. А. Тихомирова, сделанная в мае 1908 г.{162}. И уже в декабре последовал известный кавказский запрос в Государственную Думу.Дебаты по этому запросу приняли бурный характер Практически все аспекты деятельности наместника подверглись резкой критике, но более всего — его пресловутый либерализм в борьбе с революционным движением. Были высказаны и компрометирующие кавказскую администрацию подозрения относительно коррумпированности некоторых ее руководителей. Ораторы не церемонились в выражениях. Юродствующий Пуришкевич позволил себе говорить о наместнике в оскорбительных тонах (он-де «так стар и слаб, что иногда с конфеткой во рту засыпает за своими делами»). Нападки на кавказскую администрацию отражал представлявший наместника статс-секретарь барон Нольде, посчитавший их клеветническими, а по отношению к наместнику — неуважительными. Нужно сказать, что обстановка на заседаниях Думы накалялась настолько, что председательствовавшему приходилось неоднократно прерывать заседания, а раздававшиеся с трибуны возгласы вычеркнуть в стенограмме[10]
, ибо их совестно было публиковать в печати{163}.Впоследствии Воронцов с «долей известной горечи напишет, что на протяжении нескольких лет своей деятельности на Кавказе он неоднократно подвергался жестокой критике как со стороны представителей центрального правительства, так и общественного мнения — на страницах прессы и с кафедры Государственной думы. «В общем, все нападки на мое управление сводились к указаниям на отличие моих приемов от практики, применяемой в других частях империи». Причина же тому лежала в своеобразии местных особенностей, на чем и зиждилась сама идея учреждения наместничества{164}
.В силу своего служебного положения Воронцов реальнее, чем органы центральной власти, оценивал всю сложность противоречий в этом регионе империи. Самое главное из них — положение местного крестьянства, малоземелье. Незавершенность реформ на Кавказе усугублялась отсутствием в крае межевания. «Что крестьянские волнения связаны с экономическим и правовым положением крестьян, доказывается ясно тем, что наибольшее развитие они получили там, где надел у крестьян наименьший, а повинности наибольшие» — таков основной итог его размышлений о причинах крестьянского движения на Кавказе{165}
. Он выступает за «безотлагательное прекращение в крае последних проявлений крепостной зависимости сельского населения»{166}.