Однако Львов не удержался на позиции врачевателя. Назревавший после Февральской революции разрыв между политикой правительства и чаяниями широких трудящихся масс проявился открыто уже в апреле 1917 г., когда в Петрограде тысячи рабочих, солдат и матросов со знаменами и транспарантами, на которых было написано: «Долой Милюкова!», «Долой политику аннексий!», «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам!» — вышли на антивоенные демонстрации. Увидев огромное скопление народа с революционными лозунгами, Львов сказал журналистам: «До сих пор Временное правительство встречало неизменную поддержку со стороны руководящего органа Советов рабочих и солдатских депутатов. Последние две недели отношения эти изменились. Временное правительство взято под подозрение. При таких условиях оно не имеет никакой возможности управлять государством, так как в атмосфере недоверия и недовольства трудно что-либо сделать. При таких условиях лучше всего Временному правительству уйти. Оно слишком хорошо сознает лежащую на нем ответственность перед родиной и во имя ее блага готово сейчас же уйти в отставку, если это необходимо»{480}
.Интервью было напечатано в газетах, хотя на самом деле оно отнюдь не означало решимости премьер-министра покинуть свой пост. Здесь сказывалось скорее стремление Львова все уладить путем увещеваний, обращенных к «разуму толпы», как это делалось им в молодости при разборе кассационных дел в Тульской губернии. Но премьер прекрасно понял необходимость перемен в составе правительства. Известно, что именно Львов выдвинул идею создания коалиционного кабинета путем введения в него меньшевиков и эсеров. Весьма показательна и его речь на юбилейном заседании по случаю 11-й годовщины открытия I Государственной думы 27 апреля 1917 г., в котором участвовали депутаты всех четырех составов Думы. Это была попытка сплочения всех прогрессивных сил России вокруг правительства. Львов говорил, что «призванное к жизни великим народным движением, Временное правительство признает себя исполнителем и охранителем народной воли», что «основой государственного управления оно полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти», что «оно ищет опоры не в физической; а в моральной силе». Премьер особо подчеркнул, что, с тех пор как Временное правительство стоит у власти, оно ни разу не отступило от этих начал: «Ни одной капли народной крови не пролито по его воле. пи для одного течения общественной мысли им не создано насильственной преграды»{481}
.Львов умело обходил вопрос о классовых противоречиях в стране, но это не спасало, ибо его миротворческие речи на деле противоречили содержанию тех приказов и распоряжений, которые он подписывал в качестве главы правительства и министра внутренних дел. Вера народа во Временное правительство таяла с каждым днем. В то же время, позиция Львова явно не устраивала сторонников крайних мер. 27 апреля, возмущенный «излишним либеральничьем Львова с народом», заявил о своем выходе из состава правительства А. И. Гучков, о чем он и написал официальное письмо, опубликованное 2 мая 1917 г. в газетах. Большевик Л. Б. Каменев назвал его «тоской по розгам и военно-полевым судам»{482}
. В тот же день, покинув очередное заседание правительства, заявил об отставке и П. Н. Милюков. Перед этим он имел конфиденциальный разговор с Львовым, откровенно заявив ему, что есть только два пути: или последовательное проведение твердого курса, или коалиция с левыми силами и подчинение их программе с риском дальнейшего ослабления государственной власти. Львов был настроен в пользу второго решения. 5 мая был опубликован состав нового правительства, в котором целых шесть портфелей принадлежало теперь министрам-социалистам. Премьер-министром остался Львов. Ни надежд, ни энтузиазма, сопровождавших возникновение Временного правительства в марте 1917 г., у него теперь уже не было.Руководить коалиционным кабинетом оказалось Львову не под силу. — Теперь он в основном имел дело с партийными функционерами — меньшевиками И. Г Церетели и М. И. Скобелевым, эсерами В. М. Черновым и П. Н. Переверзевым, с их политическими страстями, которые Львов не хотел понимать. Члены второго состава Временного правительства (Львов назывался теперь министром-председателем) четко разделились на кадетов и умеренных социалистов. Первые по-прежнему стремились оттянуть осуществление кардинальных реформ до созыва Учредительного собрания, заботясь лишь о восстановлении авторитета и престижа власти. Вторые постоянно говорили на заседаниях кабинета об удовлетворении требований масс, что вызывало раздражение первых. Когда старый знакомый Львова граф Олсуфьев летом 1917 г. приехал в Петроград, он отметил несвойственные ранее Львову раздражительность и нервозность{483}
. В состоявшемся несколько ранее разговоре с генералом А. И. Куропаткиным Г. Е. Львов сказал, что он никогда не обкидал, что революция зайдет так далеко и с тоской заметил: «Теперь мы как щепки носимся на ее волнах»{484}.