Исторические силуэты

Найти могущественного покровителя, верным глазомером определить более надежного заступника и проложить к нему путь среди непрерывной борьбы и интриг сановных честолюбцев — вот та лестница, которая вела в то время на верх благополучия и власти. Все наперерыв карабкались по ее ступеням. За всеми последовал и Волынский. Скоро он стоял уже у самой ее вершины. Сначала он сблизился с Минихом. Это была сильная опора. В результате — «инквизиция» растаяла как воск, а Волынский из подсудимого превратился в главного инспектора российских войск. Но нужно было зорко осматриваться вокруг, чтобы не пропустить момента, когда дружба с Минихом станет опасной, когда созвездия «сильных» временщиков начнут меняться. Волынский уловил момент, как нельзя лучше. Миних пошел на ущерб, всходила звезда Бирона. Волынский спешит перейти на службу по конюшенному ведомству: он знает страсть Бирона к лошадями и прекрасно понимает, как хорошо можно воспользоваться этой его слабостью в своих целях. Конюшенная канцелярия явилась для Волынского преддверием к Кабинету министров, высшему учреждению в государстве, сменившему упраздненный при воцарении Анны Верховный Тайный Совет. Лошади скрепили связь Волынского с Бироном. На Волынского сыпятся ответственные поручения. Через семь лет после крушения планов Голицына над ним был наряжен суд. Верховным судьей назначили Волынского. Предлогами для судебного преследования Голицына были выставлены второстепенные служебные упущения, и все прекрасно знали, что эти предлоги приведены лишь для внешней формы.

Голицын должен был погибнуть, потому что этого хотел Бирон. И каким страшным судьей явился для Голицына Волынский! Мог ли бы он подумать тогда, как скоро ему самому придется сменить судейское кресло на помост эшафота? После голицынского процесса Волынский едет на конгресс для ведения переговоров с Турцией о заключении мира[106], и, наконец… осуществляется заветнейшая мечта его честолюбия: он делается членом Кабинета министров, по его собственному выражению, «перелетает великий порог».

Волынский достиг своего быстрого возвышения обычными средствами своей эпохи: личными связями, интригами, постоянными сделками со строгими предписаниями совести. Он не возвысился в этом случае над уровнем современников и явился верным последователем того самого житейского кодекса, который им же был, как нельзя более метко, охарактеризован одной фразой: «Нам, русским, не надо хлеба: мы друг друга едим и этим сыты бываем». Но выбирая проторенные, обычные пути, Волынский ставил себе не совсем обычные цели. Он не отвертывался от земных благ и при случае умел брать от жизни щедрую дань личных выгод; но этим не ограничивались его стремления. В нем сидело два человека: корыстолюбивый карьерист и государственный деятель с широким взглядом на политические вопросы. Переступив «великий порог» Кабинета, он не почил на лаврах. У него были свои убеждения, во имя которых он готов был начать борьбу.

Немудрено, что вместе со славой у него явились и враги. В Кабинете министров он возбудил против себя опасную вражду Остермана[107]. Для Остермана Волынский был представитель «русской» партии, и этого было достаточно, чтобы падение Волынского сделалось предметом тонко сплетенных происков Остермана. Интрига была родной его стихией. Остерман не любил действовать открыто, на свой страх. Он предпочитал орудовать подставными лицами, незаметно двигая ими, как марионетками, в своих скрытых целях. И теперь он нашел себе подходящего пособника. То был князь Куракин[108], большой барин, сибарит, остряк, «душа общества». Он давно ненавидел Волынского, и Остерману не составило труда приобрести в нем прекрасное орудие для низвержения Волынского. Нельзя было сразу взяться за такое дело. Нужны были факты, предлоги. Враги занялись пока надлежащей подготовкой общественного мнения. Куракин всюду трубил о пороках и проступках Волынского. Прикормленный им стихотворец Третьяковский[109] слагал и пускал в оборот насмешливые вирши о новом кабинет-министре. Гроза подготовлялась. Волынский сам пошел ей навстречу. Враждебные интриги раздражали неукротимый нрав Волынского, а быстрые успехи вскружили ему голову. Он не привык сдерживать себя в минуты гневных порывов. Мы уже видели выше примеры его лютых расправ.