Исторические силуэты

Мы имеем целый ряд известий о том, что Ростопчин в промежуток между своим фавором при Павле и назначением в 1812 году на пост московского генерал-губернатора, проживая в своем имении Вороново и в Москве, написал большое количество сатирических комедий, но, по прочтении их в кругу близких приятелей, сам уничтожал продукты своего творчества. Однако одна из этих комедий избегла такой участи. Ростопчин не только не истребил ее, но даже поставил ее на московской сцене. Эта комедия, называющаяся «Вести, или Убитый живой», дошла до нас и вместе с разобранной выше повестью дает нам вполне достаточный материал для суждений о размерах чисто литературного таланта Ростопчина. Содержание комедии (она состоит из одного акта) можно изложить в двух словах. В доме Силы Андреевича Богатырева собирается целая компания его знакомых — Развозов, Пустяков и Набатова. Все это — закоренелые московские сплетники, весь жизненный интерес которых сводится к тому, чтобы раньше других развезти по городу последние новости. Все они прибыли к Богатыреву с вестями об участи жениха его дочери, который находится в походе против французов. Только что произошло большое сражение, и каждый из вестовщиков приносит свою версию слухов о том, что случилось с женихом дочери Богатырева, Побединым. Один говорит, что Победин ранен в ногу, другой заявляет, что он ранен в руку. Богатырев радуется, что жених его дочери принял раны за отечество. Но является Набатова и утверждает, что Победин убит. В доме Богатыревых — сумятица и отчаяние, а вестовщики затевают ссору, укоряя друг друга в ложности сообщений. В разгар суматохи является сам Победин, живой и невредимый.

Мы имеем разноречивые известия о том, как принята была публикою эта комедия. М. А. Дмитриев[227] свидетельствует в «Мелочах из запаса моей памяти», что «успех комедии был необыкновенный». Вяземский, наоборот, прямо говорит, что она «не имела успеха на сцене»[228]. Сергей Глинка выражается так: «Не было набата, но зато роковые отголоски свистков жужжали не хуже пуль. У графа разлилась желчь и вылилась из-под пера его в двух громоносных письмах, направленных на московскую публику»[229]. Эти письма были помещены в журнале Глинки — «Русском Вестнике»[230]. Здесь Ростопчин сам подтверждает неуспех своей комедии. «Хотя, — пишет он, — господа актеры из кожи лезли и галерейные заседатели много били в ладоши, однакож, правду сказать, ложная и кресельная публика не совсем благосклонно тебя приняла и заключила, что в тебе много соли и ты пересолил»[231].

Автор новейшего исследования об этой комедии г. Покровский[232], на наш взгляд, удачно примиряет это противоречие, указывая на то, что под «необыкновенным успехом» Дмитриев, очевидно, разумел шум, поднятый комедиею в обществе, то, что называется «успехом скандала». Но этот шум целиком обратился против автора комедии. Автора не спасло при этом и то обстоятельство, что в комедии в уста Богатырева вложены точно такие же патриотические и галлофобские тирады, какими незадолго до того Ростопчин так пленил московскую публику.

Чем же вызван был неуспех комедии? Уже современники Ростопчина указали на то, что барская Москва обиделась на допущенные автором «личности». В самом деле, в комедии в резко окарикатуренном виде были выведены лица, известные всей Москве и пользовавшиеся популярностью в тогдашних московских гостиных. По свидетельству Глинки, сама фабула комедии была взята из действительного происшествия. «В кружении большого московского света, — говорит Глинка, — разлетелась молва, будто бы умер Петр Иванович, молодой сын графа Ивана Петровича Салтыкова. И вдруг мнимый покойник явился в полном здоровьи и, как слышно было, присватался к одной из московских красавиц. От этих толков из-под пера графа Ростопчина вышла бойкая комедия».

Многие персонажи, выведенные в комедии, были изображены так, что все тотчас узнали в них намеренно утрированные портреты всем известных лиц. Вигель прямо указывает, что в вестовщице Набатовой на сцене была показана Офросимова, бывшая «лет сорок сряду законодательницей московских гостиных»[233]. Эта особа играла столь заметную роль в московском бомонде того времени, что на ее характеристике останавливаются многие мемуаристы. Свод этих отзывов читатель найдет в упомянутой выше статье г. Покровского. Под именем Пустякова Ростопчин осмеял известного издателя «Друга детей» и автора многих пьес Ильина[234], о чем свидетельствует Дмитриев.