Исторические записки. Т. VII. Жизнеописания

Луский военачальник Цао-цзы[953] в трех сражениях был трижды разбит и потерял земли, равные по площади квадрату со стороной в 500 ли[954]. Если бы Цао-цзы не стал пересматривать свои планы и критически оценивать сделанное, а умер, перерезав себе [274] горло, он остался бы в памяти людей военачальником, потерпевшим поражение и попавшим в плен. Цао-цзы, несмотря на позор поражений, вернулся домой и остался советником луского гуна. Когда Хуань-гун, управляя Поднебесной, проводил съезд чжухоу, Цао-гун, находясь на жертвенном помосте, одним движением кинжала, направленного в сердце Хуань-гуна, заставил его [вернуть земли Лу]. Так, ничуть не изменившись в лице и не позволив себе никакой грубости в выражениях, он в один момент вернул утраченное в трех сражениях. Поднебесная была этим потрясена, чжухоу — изумлены, а слава его достигла даже У и Юэ.

Нельзя сказать, что люди, подобные этим двум мужам, были не в состоянии сберечь свое достоинство в малом или не преступать малых запретов. [Они] полагали, что бегство от трудностей путем самоубийства — своего рода отказ от утверждения репутации и свершения достойных дел, и это не является мудростью. Поэтому они не обращали внимания на оскорбления, отбрасывали чувство недовольства собой, чтобы на века утвердить свои заслуги. Вот почему их деяния могут поспорить с деяниями трех великих ванов, а слава их померкнет только с гибелью Неба и Земли. Хотел бы, чтобы вы, гун, выбрали одну из подобных линий поведения».

Яньский военачальник, прочитав послание Лу Ляня, три дня проплакал, но так и не мог на что-либо решиться. Он боялся, что по возвращении в Янь он будет казнен, поскольку между ним и ваном уже появилось отчуждение. Если сдаться Ци, то он будет опозорен, поскольку это будет значить, что в его войске большие потери убитыми и попавшими в плен. Тогда он со вздохом сказал: «Чем быть заколотым другими, лучше уж заколоть себя самому». И покончил с собой. В Ляочэне начались волнения, и Тянь Дань [захватил город и] вырезал его население. Вернувшись, [Тянь Дань] заговорил [с правителем] о Лу Ляне с тем, чтобы ему присвоили высокий титул. [Однако] Лу Лянь бежал и скрылся на берегу моря. [Он] сказал: «Чем быть богатым и знатным и подлаживаться под людей, уж лучше оставаться бедным и незнатным, не зависеть от окружающих и действовать по своему усмотрению»[955].

Цзоу Ян был цисцем. Странствуя по княжеству Лян, он познакомился с Чжуан Цзи Фу-цзы[956] — уроженцем У — и человеком из Хуайиня, которого звали Мэй-шэн[957]. Он направил послание, желая выступить посредником между Ян Шэном и Гунсунь Гуем[958]. [Ян] Шэн и другие стали завидовать Цзоу Яну, оклеветали его перед лянским Сяо-ваном[959], и тот, разгневавшись, передал его в руки судей для дознания, намереваясь казнить. Так бинькэ Цзоу [275] Ян из-за клеветы был схвачен и посажен в тюрьму. Он, опасаясь умереть и оставить память о себе как о преступнике, из тюремной камеры написал вану следующее письмо:

«Я слышал, что преданность слуги всегда вознаграждается, и в том, кто преданно служит повелителю, не сомневаются. Я всегда считал это верным, но сейчас вижу, что это лишь пустые слова. Ведь в прошлом Цзин Кэ выполнял волю яньского наследника Даня[960], но достаточно было белой радуге пронзить солнце[961], как у яньского наследника появились сомнения. Когда господин Вэй[962] составил для циньского правителя план битвы под Чанпином, [что-то] огромное белое затмило созвездие Мао, и Чжао-вана стали одолевать сомнения[963]. Так изменения на небе и на земле привели к тому, что доверие обоих правителей было утрачено. Разве это не прискорбно! Всем своим существом преданный и до конца искренний перед вами, я стремился передать вам все свои суждения и знания, но не был понят вашими приближенными. В конце концов меня передали вашим судьям для допроса, что заставило людей сомневаться во мне. Мое дело повторяет судьбу Цзин Кэ и почтенного Вэя. Яньский [Дань и] циньский [Чжао-ван] не разобрались в случившемся. Я просил бы Великого вана вникнуть в существо дела.

В прошлом Бянь Хэ поднес чускому вану драгоценность, но тот отрубил ему ногу[964]; Ли Сы был до конца преданным служакой, а Ху Хай жестоко расправился с ним[965]. Поэтому-то Ци-цзы прикинулся сумасшедшим, а Цзе Юй покинул свет и удалился в изгнание. Они так поступили, чтобы не испытать подобных несчастий. Я хотел бы, чтобы вы, Великий ван, хорошенько подумали и над устремлениями Бянь Хэ и Ли Сы, и над тем, как чуский ван и Ху Хай поверили клевете, чтобы я не стал таким же посмешищем в глазах людей, как Ци-цзы и Цзе Юй.

Я слышал, что Би-ганю вырезали сердце, а тело [У] Цзы-сюя положили в кожаный бурдюк и бросили в реку. Раньше я в этом сомневался, но теперь уверен. Я просил бы Великого вана всерьез подумать об этом, чтобы меньше пришлось сожалеть о содеянном.