Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

Стоит подчеркнуть важнейшую деталь – процессы советской модернизации ни в коей мере не ломали логику развития науки и высшего образования в Сибири: именно к началу 1940-х гг. местное научно-образовательное пространство достигло тех границ своего расширения, что были намечены теоретиками из числа региональной интеллигенции еще во времена открытия первого сибирского университета в Томске. Более того, сама историческая наука, едва утвердившись к концу XIX в. в качестве полноправного социального института в общероссийских масштабах, к середине ХХ в., окончательно укрепив свои общественные позиции, приобрела такой же статус и в Сибири.

При этом необходимо отметить, что правительственная программа по реставрации высшего исторического образования и восстановлению исторических факультетов во всех университетах страны, начатая в 1934–1936 гг., реально была осуществлена только к концу 1940-х гг. После одновременного открытия в 1940 г. исторических факультетов в Томском и Иркутском университетах и преобразования их в 1941 г. в историко-филологические факультеты восстановление исторического образования и профессиональных исторических исследований в Сибири шло уже в условиях военного времени. Основная трудность на пути к этому заключалась в значительных (и во многом невосполнимых) кадровых потерях, понесенных за предыдущий период. Острая нехватка квалифицированных научных и педагогических кадров, отсутствие учебных площадей, недостаток учебной (а зачастую и научной) литературы, особенно сильно ощущавшиеся в периферийных университетах и институтах, являлись серьезными проблемами, стоявшими перед советской системой высшего исторического образования как в 1930-е, так и в 1950-е гг.

К началу 1940-х гг. в СССР сформировалась историческая «наука центра», представленная ведущими научными школами Москвы и Ленинграда, базировавшимися как в академических структурах, так и в столичных вузах, и «периферийная» историческая наука вузов восточной части страны; последняя же на тот момент исчерпала внутренние возможности для перехода к новым организационным моделям. В научно-образовательном пространстве Сибири воплотились общемировые научно-организационные тенденции, более ранние научно-организационные концепции, а также собственный («автохтонный») уникальный опыт научного строительства.

Расширение сети факультетов, готовивших историков, по территории Сибири было обусловлено логикой роста внутреннего научно-технического потенциала региона и его соответствия текущим социально-экономическим задачам и проходило по сценарию формирования собственной «науки центра» (первоначально Томск и Иркутск) и нескольких уровней внутренней периферии – основные направления «научной колонизации» – историко-филологические факультеты Новосибирска, Алтая, Кузбасса, Омска, Красноярска.

В то же самое время у всего этого имелась и оборотная сторона: регионализация советской науки в период индустриализации и культурной революции привела к созданию на обширных восточных пространствах Советского Союза относительно широкой сети научно-образовательной инфраструктуры, функционирование которой было достаточно ресурсозатратным. Количественный рост научно-образовательного потенциала Сибири сопровождался высокими темпами ее промышленного освоения, одновременно ставя местный научно-образовательный комплекс в зависимость от сверхцентрализованной системы планирования и распределения. Учитывая же общий экстенсивный характер советской социально-экономической системы, подобная модель регионализации несла в себе предпосылки будущих проблем, связанных с финансированием научных исследований, их кадровым обеспечением, материально-техническим и бытовым обслуживанием.

Великая Отечественная война явилась поворотным моментом и для системы организации размещения научного потенциала. После ее окончания увеличение количества исторических факультетов в сибирских вузах стало вопросом времени. Однако данная реструктуризация и появление в составе советской науки новых мощных исследовательских сегментов практически не сказались на деятельности региональной исторической науки, несмотря на то что большинство инновационных научных структур было создано на периферии. Кроме всего прочего, военные испытания вызвали очередное перемещение кадрового потенциала (эвакуация большого количества крупных историков союзного уровня в Сибирь), усилив тем самым традиционную для сибирской науки черту, состоявшую в синтетическом характере местных научных школ. Ближе к концу войны начался уже обратный процесс – реэвакуация многих ученых в места их основного проживания и работы, что не могло не сказаться на интенсивности и уровне научно-педагогической деятельности сибирских вузов.