Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

Советская научно-образовательная политика в Сибири в 1920– 1930-х гг. разрабатывалась и реализовывалась в русле стратегии «догоняющей модернизации» и рассматривалась как важнейшее и необходимое условие данного процесса [с другой стороны, накопленный до революции 1917 г. научно-образовательный потенциал региона (прежде всего, кадровый – речь идет о местном научно-педагогическом сообществе) явился фактором модернизации]. Расширение сети высшего образования в восточном направлении осуществлялось во многом под действием своеобразной «плановой эйфории» государственного руководства страны и части научной элиты, так или иначе инкорпорированной в советскую систему управления наукой и высшим образованием. Партийно-государственные органы, кровно заинтересованные в опережающих темпах промышленного роста, резко увеличили масштабы и темпы подготовки кадров специалистов.

Основные тенденции развития сибирской науки и высшего образования в этот период отражали влияние доминировавших политико-идеологических и психолого-педагогических установок, определивших новую советскую концепцию высшего профессионального образования, разработанную Государственным ученым советом Наркомпроса. В ней, наряду с отчетливо выраженными приоритетами официальной идеологии, декларировался ряд принципов и идей, направленных на модернизацию содержания высшего образования с учетом передовых научно-технических, педагогических и организационных достижений. В плане разработки и внедрения в учебный процесс новых методов и организационных форм обучения серьезное внимание уделялось активизации познавательной деятельности студентов, развития у них творческих начал, укреплению связи вузов с производством, теории с практикой. В условиях острого дефицита кадров высшей школы в Сибири специфика учебно-воспитательного процесса в местных вузах заключалась в том, что в учебных планах длительное время политико-идеологический компонент был ослаблен, а основное внимание уделялось технологическому циклу обучения.

Еще одним неоднозначным явлением, характерным для системы высшей школы, стало очевидное противоречие между стремлением адаптировать содержание образовательного процесса к социально-экономическим и социокультурным особенностям конкретного региона и установкой на унификацию, предусматривавшую отказ от принципа так называемой концентрации (выделения в учебном плане небольшой группы основных предметов) как основы учебного плана.

Результатом стал весьма динамичный прирост научно-образовательного потенциала Сибири. Еще в начале ХХ в. академическая петербургская и вузовская столично-провинциальная наука представляла фактически весь российский научный комплекс. Но рост отраслевой науки на периферии в 1920–1930-е гг. оказался столь стремительным, что именно она вместе с вузовским сектором к 1940 г. составляла каркас региональных научных комплексов, концентрируя основную массу обслуживающей инфраструктуры и кадрового состава провинциальной науки Советского Союза. Причем если на первом этапе (1920-е – начало 1930-х гг.) усилия государственной власти были направлены, в первую очередь, на формирование системы прикладных научно-исследовательских учреждений, то с 1934 г. преимущественное внимание стало уделяться развитию научных структур провинциальной высшей школы. Как следствие, за 1934–1940 гг. число исследователей сократилось при одновременном еще более интенсивном росте численности профессорско-преподавательского состава.

В конечном итоге уже имевшийся к моменту начала так называемой сталинской модернизации научно-образовательный задел, с одной стороны, получил значительный количественный и качественный прирост, с другой же – стал одним из ключевых факторов успешного включения Сибири в общее советское социокультурное и политическое пространство, сократив разрыв в уровнях развития по сравнению с европейской частью страны. Неизбежным следствием этого стал второй и решающий удар по сибирской социально-культурной общности, вызванный коллективизацией, раскулачиванием и массовыми переселениями в 1930-е гг. на стройки индустриализации (решение «урало-кузнецкой проблемы»).

Социалистическая индустриализация и советское культурное строительство, помимо решения сугубо утилитарных задач, напрямую и косвенно способствовали решению одной из метапроблем – частичному преодолению социокультурной неоднородности географически единого российского политического пространства. По мере относительно успешного протекания этих процессов Сибирь как периферия становилась ближе к условному центру, тем самым снимался своего рода страх перед Сибирью, присущий носителям имперского сознания предыдущего периода. Пафос широкомасштабного коммунистического созидания на безграничных просторах почти необжитой территории неизбежно порождал наивно-романтический компонент ее отображения в сознании «нового советского человека», легший в дальнейшем в основу советского мифа о Сибири.