Начало высшему историческому образованию в Сибири было положено в революционные 1917–1918 гг. с открытием в составе Томского и новообразованного Иркутского университетов (культурных, политических и научных центров Западной и Восточной Сибири соответственно) историко-филологических факультетов. Они вели, хотя и крайне непродолжительное время, подготовку историков, основываясь на традиционной классической системе российских университетов образца второй половины XVIII – начала XX в.
Основные же события, связанные с историческим образованием и наукой, пришлись на 1920–1930-е гг. В этот период сибирский научно-образовательный комплекс, как и вся страна в целом, стал объектом глобального эксперимента. Он затронул систему управления вузами, содержание и методы преподавания, формы организации и направленность научно-исследовательской работы, подготовку и научно-педагогическую аттестацию профессоров и преподавателей вузов. Для непосредственно самого же только что появившегося высшего исторического образования в Сибири это имело самые печальные последствия – ликвидацию его на более чем полтора десятилетия. В единственных сибирских университетах (Томском и Иркутском) вплоть до 1940 г. отсутствовали специализированные исторические структурные подразделения, где велась бы подготовка профессиональных историков. Единственные в стране очаги исторического образования сохранились лишь в стенах колоссов «науки центра» – Московском и Ленинградском университетах.
Тем временем уже к концу 1920-х годов стало вполне очевидно, что интересы научно-педагогической корпорации и советского государства во многом совпадают, и ключевое слово здесь – «модернизация». Взятый с 1925 г. принципиальный курс на проведение индустриализации в числе первоочередных своих задач предполагал ликвидацию безграмотности. Таким образом, в середине 1920-х гг. был сделан первый шаг в направлении реабилитации высшего гуманитарного образования – в университетах были созданы многопрофильные педагогические факультеты, получившие задание готовить кадры учителей всех специальностей для школ второй ступени, дававших полное среднее образование. В дальнейшем базой сибирского регионального исторического сообщества стали педагогические институты (выделившиеся из состава университетов), где действовали исторические отделения и факультеты. Педагогические институты, а также самостоятельные учительские институты существовали во всех административных центрах территориальных и национальных субъектов Сибири и в некоторых крупных городах.
Лишь с начала 1930-х гг. с целью обеспечения средних учебных заведений Сибири и Дальнего Востока собственными профессиональными кадрами педагогов-историков стала вестись их подготовка в педагогических и учительских институтах Западной и Восточной Сибири. Сначала в Томском и Иркутском педагогических институтах, а со временем и в остальных высших и средне-специальных педагогических учебных заведениях крупных городов Сибири были открыты исторические отделения и факультеты. Вся научно-исследовательская деятельность пединститутов и университетов в эти годы в области истории сконцентрировалась на вопросах краеведения, а также на этнографических сюжетах и археологических изысканиях. Со второй половины 1930-х гг. в национально-территориальных субъектах Сибири начинают появляться комплексные научно-исследовательские институты, нацеленные на изучение этих территорий, в том числе и в историческом плане, с соответствующими историческими и этнографическими подразделениями. Эти институты создавались по примеру подобных научных учреждений в других автономных образованиях европейской части РСФСР.
И здесь снова проявилась характерная черта: инициатива рассредоточения аккумулированного научного потенциала по наиболее перспективным с экономической точки зрения регионам с целью максимально эффективного их освоения и вовлечения в общесоюзные социально-экономические, общественно-политические и культурно-образовательные процессы исходила в большей степени из центра, нежели со стороны периферии.
В любом случае возрождение и расширение сети высшего исторического образования в Сибири имели вполне объективные основания. Это уже сложившиеся к середине 1920-х гг. предпосылки, обусловленные, прежде всего, резко возросшим геостратегическим значением этого макрорегиона для Советского Союза.