Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

Необоснованной критике, травле и гонениям подвергались научно-педагогические работники, имевшие многолетний опыт работы в вузах и в научных учреждениях. Для большинства историков, втянутых в эти кампании, они проходили относительно бесследно для их профессиональной деятельности и для судеб их самих и членов их семей. Но некоторые сибирские историки, преследуемые партийно-государственными органами и ставшие объектом травли со стороны своих коллег, вынуждены были оставлять места прежней работы и переходить в другие вузы и научные учреждения или вовсе переезжать для работы в другие города. Среди тех, кто покинул свои вузы, оказались профессора К. Э. Гриневич и А. П. Дульзон, доцент Р. В. Лейтман, Р. С. Коган, В. Б. Берелович, М. С. Цывин, преподаватель Абаканского пединститута Д. Е. Хайтун и др. Для некоторых сибирских историков эти кампании сопровождались уголовным преследованием и окончились вынесением приговоров и реальными тюремными сроками (например, для заведующего кафедрой новой истории ТГУ Р. Е. Кугеля или старшего преподавателя кафедр истории СССР ИФФ ТГУ и ТомГПИ Д. Л. Лившица).

Обратной стороной идеологических кампаний, прежде всего кампании борьбы с космополитизмом, оказалось то, что в конце 1940-х – первой половине 1950-х гг. в сибирские вузы и научные институты в достаточно большом количестве были переведены (фактически сосланы) высококвалифицированные историки (равно как и представители других направлений) – кандидаты и доктора наук, в которых так нуждались молодые вузы региона. Наиболее ярким примером тому может служить приезд в Томск знаменитого историка, лауреата Сталинской премии профессора И. М. Разгона, в КемГПИ был переведен профессор И. П. Шмидт, доценты Б. И. Рыськин и Э. Л. Гейликман, в Абаканском пединституте стала работать доцент В. Э. Скорман и др. Схожая ситуация в это время наблюдалась в ряде вузов республик Средней Азии.

Особенностью сибирских вузов и НИИ ЯЛИ и развития в них исторических структурных подразделений (равно как и в других провинциальных вузах СССР того периода) было то, что образовывались они в сложных условиях дефицита квалифицированных кадров историков, ввиду отсутствия таковых в провинциальных городах и сложностью их приглашения из других регионов, в первую очередь из европейской части СССР. Региональными, местными властями и руководством вузов в конце 1930-х – 1940-х гг. эта проблема порой решалась довольно неожиданно – путем приглашения к преподаванию людей, находящихся на территории Сибири в административной ссылке, отбывающих уголовное наказание, имевших судимость или привлекавшихся ранее к уголовной ответственности по политическим статьям уголовного кодекса (например, Н. В. Горбань и А. С. Сливко в ОмГПИ, профессора К. Э. Гриневич и А. П. Дульзон, доценты В. Ю. Гессен и Р. Е. Кугель в ТГУ и ТомГПИ и др.). Другой «проблемой», в связи с формированием контингента студентов в этот период, как уже ранее упоминалось, было наличие в вузах большого количества «неблагонадежных» элементов. Оба этих фактора (особенности формирования профессорско-преподавательского состава и студенческого контингента) как раз и оказали в будущем негативное влияние на ход идеологических кампаний. Преподаватели, имевшие судимость, отбывавшие наказание или привлекавшиеся до войны к юридической ответственности, будут практически поголовно привлечены в той или иной мере к административной и даже уголовной ответственности в ходе кампаний.

Нельзя предположить, по какой траектории в дальнейшем бы развивался ход идеологических кампаний. Но только смерть Сталина в марте 1953 г. и изменение внутриполитического курса в компартии и в руководстве смогли положить предел этим событиям, иначе, как отмечает Е. С. Генина, борьба с космополитизмом, обострившаяся в 1953 г., несла в себе потенциальную угрозу усиления репрессий и выхода их на новый уровень[381].

Отметим, что сам факт смерти Сталина не принес принципиальных изменений в жизни и профессиональной деятельности провинциальных историков. Сложившиеся к этому времени научно-образовательные практики, принципы организации работы историков и иные аспекты высшей школы как бы застыли в своем состоянии  вплоть до судьбоносного XX съезда КПСС, изменившего положение дел во всех сферах жизни общества, в том числе и в системе исторического знания. Динамично проходившая на протяжении 1953 – начала 1956 г. внутрипартийная борьба не успевала хоть как-то отразиться на высшей школе и на ее историческом сегменте. Отсутствие репрессий и преследований, идеологических кампаний и иных явлений, характерных для позднего сталинизма, позволили всем пребывать просто в состоянии ожидания дальнейшего развития событий «наверху». Уже в годы оттепели изменился политический климат и несколько ослаб идеологический диктат над историками и историей. Этот сюжет также является наиболее интересным и насыщенным в истории нашей страны и требует отдельного повествования и дальнейшего исследования.

* * *