Истории для кино

– Вот и я не знаю! – громыхает председатель. – Почему простой народ может сочинять замечательные песни, а профессионалы – композиторы и поэты – не могут?!

Утесов и Тромбонист облегченно переводят дух. А председатель даже выходит из-за стола и пожимает руку Утесову, благодаря его за неустанный поиск шедевров народного творчества. После короткого раздумья председатель пожимает и руку Тромбонисту, тоже с благодарностью и надеждой, что это произведение украсит новую программу оркестра.

Новая программа «Теа-джаза» называется «Два корабля». Утесов – в матросском бушлате и бескозырке – исполняет «народную» песню «Спустилась ночь над бурным Черным морем». Притихший зал слушает взволнованно.

В первом ряду сидит начальник всей культуры Керженцев и сопровождающие его лица. Лица эти какие-то одинаковые и в совершенно одинаковых френчах. Утесов завершает песню. Зал аплодирует. Утесов раскланивается очень коротко, потому что спешит за кулисы – переодеваться.

А тем временем паузу заполняют оркестранты. Ударник командует:

– Боцман, отдать швартовы!

– А шо это такое – швартовы? – интересуется Тромбонист.

– Да это те веревки, шо мы свистнули у Мариуполе! – поясняет Скрипач.

Зал смеется. Керженцев морщится. А Трубач интересуется:

– И шо, вы хочете сказать, шо все пассажиры уже на борту?

Скрипач приставляет ко лбу ладонь лодочкой:

– Да нет, тут еще какая-то интересная личность чалится на пароход…

– Ой, сдается, я знаю эту личность! – заявляет Пианист.

И начинает на рояле вступление к номеру «Гоп со смыком». Появляется Утесов в новом обличье – дырявый тельник, мятая кепочка, в углу рта папироска. В характерной одесской манере он запевает:

Жил-был на Подоле Гоп со смыком.
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова,
И мычал он, как корова,
А врагов имел мильон со смыком!

Зал встречает нехитрую песенку смехом и аплодисментами. Керженцев резко поднимается и уходит. Сопровождающие его лица следует за ним, не без некоторого сожаления оглядываясь на поющего Утесова. Он провожает уходящих огорченным взглядом, но не прекращает петь:

Гоп со смыком – это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня.
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом тоскует без меня!

Потом, стоя за столом своего кабинета, Керженцев выдает руководящий нагоняй сидящему на краешке стула Утесову:

– Что вы пропагандируете? Какой-то бандитский репертуар! Вы же культурный человек, образованный… Хотя нет, у вас же нет образования.

Утесов сокрушенно признает:

– Два класса, три коридора.

– В общем, так! Отныне все эти ваши блатные песенки запрещены!

Утесов робко возражает:

– Знаете, народу нравится то, что я пою. А работники искусств делают все для народа…

– Не разводите демагогию! Вы отлично понимаете, о чем я говорю!

– Не понимаю…

– Да? Может, вы и не понимаете, почему режиссеру Александрову дали орден, а вам – фотоаппарат?

Это напоминание огорчает, но и заводит Утесова. Он наливается мрачным упрямством:

– Сдается мне, Платон Михайлович, что вы хоть и руководите эстрадой, но сами эстраду не любите.

Керженцев неожиданно признается:

– Не люблю. И что?

– А то, что Владимир Ильич эстраду любил.

– Да вам-то откуда это известно?

– В письмах Ленина есть воспоминания, как они с Надеждой Константиновной в Париже слушали шансонье Монтегюса, и ему очень нравилось…

– Товарищ Утесов, вы – не Монтегюс!

– Но и вы, товарищ Керженцев, – не Ленин!

Утесов вскакивает, они стоят, непримиримо глядя друг на друга. Потом Керженцев холодно усмехается и сообщает, что кто есть кто – это рассудит будущее. А в настоящем исполнение блатного репертуара Утесову категорически запрещено.

Все еще в мрачном настроении после разговора, Утесов быстро идет по улице. И, погруженный свои мысли, задевает плечом идущую навстречу Зою. Она потирает свое плечо, но улыбается:

– Какое неожиданное рандеву!

– Ох, извините, простите, ради бога!

– Ничего, приятно было повидаться! – Зоя посылает ему воздушный поцелуй и идет дальше.

– Зоя, подождите! Не бросайте меня сейчас… Пожалуйста!

Зоя оборачивается, смотрит в отчаянные глаза Утесова и пожимает плечами:

– Честно говоря, у меня нет опыта развлечения мрачных мужчин. Ну, не знаю… Вы давно были в парке культуры и отдыха?

– В парке? – теряется Утесов.

– Ясно, – смеется Зоя. – Последний раз тогда же, когда и в Большом театре – никогда!

Они идут по аллее парка Горького. Некоторые прохожие оглядываются на Утесова. Он недовольно ворчит:

– Кажется, мы выбрали не самое удачное место для прогулок…

– Ах да, вы же знаменитость, боитесь, что вас узнают!

– Нет, что вы… Просто ну чего так гулять… Хотите мороженого?

– Мороженое – балерине? Купите мне лучше шарик!

Утесов приобретает у продавца надувных шаров целую связку и вручает Зое. Она тут же отпускает их в небо и хлопает в ладоши, прыгая, как девчонка: