Истории для кино

– Полетели, полетели! Я тоже хочу в небо! Помните Катерину из «Грозы» – «Почему люди не летают?»

– Ну, почему же не летают? Вон, пожалуйста… – Утесов указывает на лодки-качели, высоко взмывающие вверх и резко падающие вниз.

Он сказал это с усмешкой, но Зоя хватает его за руку и всерьез тащит его на качели. Они взлетают в небо, стоя на лодке, держась за ее тросы. Зоя в полном восторге. Утесова тоже захватывает полет, он раскачивает лодку все сильнее и сильнее. Вдруг Зоя перекрикивает ветер:

– Поцелуй меня!

Утесов, не размышляя ни секунды, с немалым трудом пробирается по летающей лодке к Зое, целует ее.

И вдруг замечает в соседней лодке Диту со жгучим черноусым красавцем. Утесов резко отстраняется от ничего не понимающей Зои. А Дита демонстративно отворачивается. Отец и дочь несутся в лодках навстречу друг другу, расходятся в воздухе и обратным ходом встречаются вновь…

Вечером в гримерке театра Утесов и Дита готовятся к представлению. Оба не говорят ни слова о дневном происшествии, оба подчеркнуто корректно просят передать грим или застегнуть бусы и вежливо благодарят за оказанную помощь. Дита встает из-за столика, подходит к зеркалу, поправляет платье и прическу. Утесов не выдерживает и становится между Дитой и зеркалом.

– Ну, виноват я! Виноват! Пойми, я – творческий человек, мне нужно вдохновение, у меня – эмоции!

– А у меня – мама, – тихо отвечает Дита.

– И у меня наша мама! Мама – это святое!

Дита презрительно усмехается. Утесов переходит от защиты к нападению:

– Между прочим, ты тоже не с мужем там была!

– Тебе известно, что мы не живем вместе.

– А с этим усатым франтиком ты живешь?

– Во-первых, он не франтик, а кинорежиссер. Альберт Генденштейн. А во-вторых, мы скоро поженимся.

– Ну да, тебе что в кино сходить, что замуж! А мы с мамой вместе всю жизнь, потому что семья – это самое главное, самое ценное…

Утесов даже не замечает, как переходит с унизительной роли застуканного на месте преступления неверного мужа к пафосной позиции благородного защитника семейных устоев. Но Дита смотрит на отца весьма иронично, и под этим взглядом его пафос выдыхается.

Раздается тройной звонок, затем голос по радио:

– Леонид Осипович! Эдит Леонидовна! Просьба – на сцену!

Утесов не трогается с места.

– Диточка… Я хочу попросить…

– Успокойся, я маме ничего не скажу.

Он еще немного топчется на месте и говорит виновато:

– Я вас очень люблю. И маму, и тебя…

– Мы знаем, – грустно улыбается Дита.

Неизвестно, чувствовал ли себя Утесов, взлетая на качелях, летчиком, но безусловно именно летчики были героями того времени. Советские летчики ставили мировые рекорды авиации, совершали беспосадочные перелеты через Северный полюс в Америку, сбивали на гражданской войне в Испании немецкие мессершмитты, спасали экипажи затертых во льдах «Челюскина», потом «Седова»…

В Георгиевском зале Кремля дают банкет плюс концерт в честь отважных седовцев и отважных летчиков, спасших отважных седовцев. Во главе бесконечного стола – руководители партии, правительства и сами герои. А далее за столом – представители рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции. Представлены здесь и чиновники, среди которых недалеко от эстрады сидит Керженцев. А на эстраде Утесов с оркестром заканчивает свой фирменный номер – марш из «Веселых ребят»:

Зал аплодирует. Утесов произносит финальное слово, в котором призывает наших дорогих героев летать выше всех, быстрее всех, дальше всех, а также выражает надежду, что в этом полете они будут петь хорошие советские песни. Утесов уходит под гром аплодисментов.

А на эстраде появляется конферансье и объявляет непременный для всех правительственных концертов номер: «Стихи о советском паспорте» Владимира Владимировича Маяковского в исполнении народного артиста СССР Василия Ивановича Качалова.

За кулисами утесовский оркестр складывает инструменты. Но появляется очередной человек во френче, как две капли воды похожий на всех «человеков во френче», которых мы уже видели. Он вежливо просит товарища Утесов ненадолго задержаться. Утесов и музыканты взволнованно переглядываются. А человек во френче сообщает, что после номера товарища народного артиста Качалова коллектив товарища Утесова должен исполнить еще один номер – «С одесского кичмана».

Оркестранты застывают в немой сцене, почище «Ревизора». Утесов откровенно испуган и заявляет, что не может это петь. Человек во френче прищуривается: что значит – не может. Утесов еще больше пугается и поспешно объясняет, что нет, конечно, он спеть может, но ему запретил исполнять этот репертуар товарищ Керженцев.

– Ну, товарищ Керженцев запретил, а товарищ… – Человек во френче многозначительно поднимает глаза, – … очень просит!

Это «просит» звучит, как приказ, не подлежащий обсуждению. И вот Утесов с музыкантами опять на эстраде. Оркестр играет вступление, Утесов не очень уверенно начинает: