Истории для кино

– Вам показалось! – отрезает Зоя. – Спокойной ночи!

Репетиционный зал утесовского оркестра. В зале только Утесов и Тромбонист. Утесов смущенно крутит пуговицу на пиджаке Тромбониста и как-то невнятно сообщает, что он почему-то чувствует, что в их новой программе не хватает песни… Тромбонист заверяет, что песен у них предостаточно, и освобождает свою пуговицу из пальцев шефа. Утесов прячет руки за спину, но упрямо продолжает, что песни, конечно, есть, однако хочется какую-то особую, как бы народную, вроде «Раскинулось море широко»… Тромбонист не выдерживает:

– Что ты темнишь? Нужна песня – закажи Дунаевскому!

– Да нет, понимаешь… Музыка уже есть.

– Чья?

Утесов опять берется за пуговицу Тромбониста, но тут же отдергивает руку и смущенно признается, что сегодня ночью он сам сочинил музыку. Тромбонист ставит однозначный диагноз:

– Влюбился!

– Да не в том дело, – уклоняется Утесов. – Я знаю, ты пишешь стихи, причем хорошие…

– Подожди, ты хочешь, чтобы два непрофессионала написали песню?

– А что такое – непрофессионалы? Это просто народ.

– Ну, допустим, мы напишем. А в Главлите скажут: вы, товарищ Утесов, поете – так вот и пойте, а вы, товарищ Фрадкин, на своем тромбоне играйте!

– Первый раз вижу тупого еврея! Мы же им про нас ничего не скажем, мы же им скажем: песня народная.

Тромбонист задумывается.

У служебного входа Большого театра стоит Утесов с букетом. Из двери выходит Зоя и удивляется:

– Добрый день! А вы как тут…

– Знаете, что я из-за вас сделал? Я побывал в Большом театре!

– А когда вы были здесь последний раз?

– Последний раз – никогда! – Утесов вручает Зое букет. – Можно, я вас провожу?

– Попробуйте…

Они идут по улице.

– Ну, и как вам «Лебединое»?

– Озеро? Красиво! Только что-то я вас на берегу не разглядел…

– А! – смеется Зоя. – Я там пятым лебедем во втором ряду.

– С такой неземной красотой? А если я вам предложу первый ряд?

– Первый ряд уже занят.

– Но у меня – свободен. Я в новую программу ввожу танцевальные номера. Пойдете ко мне?

Зоя, нюхая цветы, коротко размышляет и коротко отвечает:

– Нет.

– Почему?

Зоя снова нюхает цветы и дает более пространный ответ:

– Пять лет назад я окончила училище и танцевала только маленьких лебедей. Потом – большой лебедь в шестом ряду. Теперь – до второго дотанцевала. Все-таки это – Большой театр, а ваш оркестр…

– Что – мой оркестр? – настораживается Утесов.

– Не обижайтесь, я не хотела сказать ничего дурного.

– Я тоже не хотел ничего дурного вам предложить. Просто если бы мы с вами работали, мы были бы как-то ближе…

Зоя резко поворачивается к нему, отбрасывает букет, обнимает Утесова и целует в губы. Прохожие, поглядывая с любопытством, обходят целующуюся парочку. Зоя отпускает Утесова и смеется:

– Ну? Так мы достаточно близки?

И не дожидаясь ответа обескураженного Утесова, убегает по улице, не оглядываясь и весело помахивая сумочкой. Какая-то угрюмая тетка поднимает брошенный Зоей букет.

– Гражданин, это вы обронили?

– Нет – вы!

Утесов шагает в противоположную от Зои сторону. Тетка стоит с букетом и уже не кажется такой угрюмой.

Художественный совет – несколько скучных мужчин и одна седая женщина – сидят за столом с красной скатертью. Они должны принять или отклонить песню, которую сочинили Утесов с Тромбонистом, но выдают за народную.

Тромбонист садится к роялю. Утесов поет:

Спустилась ночь над бурным Черным морем,
И за кормой бежит за валом вал.
С бывалым моряком в ночном дозоре
Матрос на вахте молодой стоял.
«Скажи мне правду, ведь служил ты, дядя,
На корабле, что воевал с царем?»
«Служил, сынок…» – «Скажи же, бога ради,
Как красный флаг вы подняли на нем?»

Завершив эту довольно длинную революционную эпопею, Утесов и Тромбонист взволнованно ждут решения комиссии. Но комиссия молчит. Пока ее председатель не нарушает тишину:

– Значит, Леонид Осипович, вы говорите, что эту песню… как ее?..

– «Спустилась ночь над бурным Черным морем», – шустро подсказывает молодой член комиссии.

– Да, над бурным морем… Так вы утверждаете, что эту песню прислал вам старый матрос, участник революции девятьсот пятого года?

– Совершенно верно, – подтверждает Утесов. – Он пишет, что эта песня помогала им в борьбе, поднимала революционный дух!

– И он… этот матрос… даже не знает, кто сочинил песню? – спрашивает седая женщина.

– К огромному сожалению! – фальшиво огорчается Утесов. – Матрос полагает, что эта песня – народная.

Комиссия еще некоторое время молчит. Утесов и Тромбонист напряженно ждут. Наконец, председатель ударяет кулаком по столу. Утесов и Тромбонист замирают в ожидании жуткого разноса. Но председатель вопрошает громовым голосом:

– Почему? Ну почему?!

Утесов не понимает вопроса, но на всякий случай дает ответ:

– Не знаю.