Истории для кино

В переулке горит костер, на котором кипит чан с асфальтом. Возле него греются беспризорники. Лёдя подходит и тоже греет озябшие руки. Рябой беспризорник оглядывает Лёдю.

– Замерз, дядя? Клифтик у тебя не по погоде!

– Там, где я живу, не так холодно.

– Тю! Все в теплые края бегут, а ты из теплых – сюда?

Лёдя грустно усмехается:

– Да я уже и обратно. Поезд утром. Приехал и крупно заработал – на обратный билет.

– Это где же такие барыши?

– В театре.

– Так ты артист? А что умеешь?

Лёдя чуть задумывается:

– Карты есть?

– Стиры? А то!

Рябой достает из-за пазухи засаленную колоду. Лёдя мастерски демонстрирует карточные фокусы. Беспризорная публика в восторге. Рябой главарь решает:

– Классный ты, дядя! С нами ночуешь, а то на вокзале – ворья немерено!

Пацаны приводят гостя в полуразрушенный дом. Рябой указывает на кучу соломы, прикрытую тряпьем:

– Вот туточки, дядя, и падай – наша спальня.

Лёдя кладет на солому свой вещмешок. Рябой кивает на куски хлеба и сахара, разложенные на газетах:

– А это – столовая. Закусывай, дядя!

Пацаны накидываются на еду, а Лёдя отказывается: устал, даже есть неохота.

– Ну, тогда дрыхни! – Рябой опять любезно указывает на солому.

Лёдя с облегчением падает на импровизированное ложе. Но уснуть не может, ворочается с бока на бок.

Пацаны уже покончили с небогатым ужином и тоже залегли. Один – самый маленький – тоскливо и фальшиво заводит песню:

Разлука ты, разлука,
Чужая сторона,
Никто нас не полюбит,
Лишь мать сыра земля…

Лёдя не выдерживает, вскакивает.

– Да нет, не так!

И запевает ту же песню, но как надо – музыкально точно и душераздирающе грустно:

Все пташки-кенарейки
Так жалобно поют,
А бедного мальчонку
На кладбище везут!

Рябой дает маленькому легкий подзатыльник:

– Понял, Шпрота, как надо?

– Да, именно так, – подтверждает Лёдя. – Чем жалостнее споешь – тем больше подадут.

– Чего-о?! – крайне оскорбляется Шпрота. – Я не побирушник! Я – карманник!

Ну извини, извини, не хотел обидеть…

Лёдя улыбается и как-то мгновенно засыпает, продолжая улыбаться во сне.

И снится ему родная Одесса. Семья Вайсбейнов провожает Лёдю в Москву. Папа, мама, Лена, Дита, сам Лёдя – все присаживаются на дорожку. А посидев, поднимаются, начинают прощаться. Папа горячо расцеловывает Лёдю, мама подает узелок с дорожной снедью, Лена утирает слезу, нежно смотрит на мужа. Лёдя обнимает ее и никак не хочет отпускать, но вокруг них приплясывает от нетерпения Дита, показывая Лёде коробочку от монпансье с нарисованным на крышке храмом Василия Блаженного. Лёдя отвлекается от Лены, целует Диту, гладит по головке, подхватывает свой вещмешок, открывает дверь квартиры, а за ней – Красная площадь с храмом Василия Блаженного, совсем как на коробочке Диты. Все родственники радостно ахают и аплодируют. А Лёдя решительно шагает за порог, в Москву… и просыпается.

Он смотрит на висящий над головой кусок штукатурки, с трудом вспоминая, где он находится. Лёдя улыбается своему сну, осматривается, видит кусок хлеба на газете, украшенной надписью углем: «Это завтрак, дядя».

А беспризорников уже нет. И вещмешка Лёди нет тоже. Тут, наконец, улыбка его исчезает, он шарит по своим карманам и восклицает с огорчением, но не без восхищения:

– Ну, Шпрота! Ну мастер!

Лёдя выбегает на улицу. Мимо подворотни идет баба с ведром воды.

– Гражданочка! Вы не знаете, где детишки, что здесь живут?

– Какие, к лешему, детишки? Никто здесь не живет!

– Ну как же, только что ночевали…

– Не знаю… Нынче время такое – где темь застанет, там и ночуют.

Лёдя подбегает к асфальтовому чану, у которого трудятся двое чумазых рабочих.

– А где беспризорники, что тут вчера грелись?

– Откуда нам знать, – отвечает один. – Мы их гоняем, чтоб не ошпарились…

– Обчистили? – догадывается второй. – А ты рот не разевай, тут не деревня – Москва!

Продрогший Лёдя набредает на дворника, расчищающего от снега дорожку к дому.

– Не скажете, где можно на работу устроиться?

– Размечтался! – ухмыляется дворник.

– Да мне только на билет домой заработать…

– Ага, а потом паек рабочий, потом ордер на комнату…

Лёдя не выдерживает, взрывается:

– Да что ж вы в Москве за люди такие!

– Обыкновенные люди – советские! – гордо отвечает дворник.

На площади стоит толпа перед сколоченной из досок эстрадой, декорированной в стиле конструктивизма. Над эстрадой алое полотнище с надписью – «ТЕРЕВСАТ».

Лёдя протискивается к подмосткам. Артисты на деревянной сцене – молодые, спортивные – выстраиваются в пирамиды и мелодекламируют: