Давлат поднялась из кресла. Пришло время осуществить то, что она задумала вчера, когда шла домой из храма огня мимо парсийского Дома престарелых. Если бы Миночер мог, он попросил бы ее так поступить. Он часто просматривал свой гардероб, отбирая вещи, которые больше не носил или которые были ему не нужны, заворачивал их в оберточную бумагу, перевязывал бечевкой и относил в Дом престарелых для раздачи нуждающимся.
Давлат начала разбирать его одежду на каждый день: судры, нижнее белье, два запасных кушти[79], пижамы, легкие хлопчатобумажные рубашки для дома. Она решила сразу же их упаковать – зачем ждать положенный год или полгода и не помочь нуждающимся старикам в Доме престарелых, если она могла (и Миночер, безусловно, тоже мог бы) отдать их сегодня?
Когда первая гора одежды была сложена на расстеленной на кровати оберточной бумаге, что-то внутри ее сжалось. То же самое случилось, когда врач сказал, что Миночер умер. Потом отпустило, как и в тот раз. Она сосредоточилась на одежде. Надо положить в каждый сверток по одной из похожих вещей: судру, трусы, пижаму, рубашку. Так потом будет легче распределять свертки.
Склоненная над кроватью, Давлат трудилась, не замечая на стене собственную тень, падавшую от мягкого света масляной лампы. Хотя окно без занавесок было открыто, комната погрузилась в полутьму, потому что солнце было с другой стороны квартиры. Но света оказалось достаточно и в этой полутемной комнате, где для нее сосредоточилась вся вселенная во время тяжких испытаний, выпавших им обоим. Каждую мелочь здесь она знала досконально: умела не задевать посеребренный край первого ящика комода, за который могла зацепиться судра; понимала, как вытаскивать ящик с рубашками, который вечно заедало; давно научилась вставлять ключ под нужным углом, немного повертев, в замок шкафа фирмы «Годредж».
За стальной шкаф «Годредж» Давлат взялась во вторую очередь. Тут было непросто – в нем лежала одежда «на выход»: костюмы, галстуки, шелковые рубашки, модные домотканые рубахи, включая некоторые заграничные, присланные канадским племянником Сарошем-Сидом, – предмет зависти друзей Миночера. Этот шкаф опустошить будет трудно, каждая вещь напоминала ей о праздниках, новогодних танцах, свадьбах, навджотах. Развешенная на плечиках и разложенная на полках, там хранилась хроника их совместной жизни, начиная с парсийского парадного костюма, в котором Миночер был в день их свадьбы: шелковая дагли, белая шелковая рубашка и великолепный пагри. Чтобы зажить с Миночером общей жизнью, ей всего-то надо было переехать из родительской квартиры в корпусе «А» в корпус «С», где жил Миночер. Да, они были единственными в Фирозша-Баг, чьи юношеские чувства закончились свадьбой. Остальные их сверстники пошли каждый своей дорогой.
Пагри лежал в стеклянном футляре в гостиной, где еще раньше Миночер определил ему место. Давлат подошла и открыла футляр. Тюрбан сиял не хуже, чем сорок лет назад. Каким красавцем тогда был Миночер в этом великолепном пагри, так ловко сидевшем у него на голове! С тех пор он надевал его только один раз, на свадьбу Сароша-Сида – парень был для них как сын, потому что своего сына бог не дал. Когда из Канадского посольства в Нью-Дели пришли документы Сароша, через три месяца после свадьбы вместе с новоиспеченной женой он уехал в эмиграцию. Спустя год они развелись, потому что жене не понравилась Канада. Миночер хотел, чтобы Сарош надел на свадьбу его пагри, но тот настаивал (как все современные молодые люди) на английском двубортном костюме. Поэтому Миночер сам надел пагри. Искусство носить тюрбан утрачено из-за таких молодых людей, как Сарош, но Миночер знал, как ухаживать за своим головным убором, благодаря чему он и сохранился в идеальном состоянии.
Давлат отнесла пагри и футляр назад в спальню и стала искать объявление, которое вырезала из газеты «Джам-э-джамшед»[80]. Оно появилось утром шесть дней назад, когда она вернулась из Башни молчания: «Куплю пагри в хорошем состоянии. Тел. …» Вчера Давлат позвонила по указанному номеру. Человек, подавший объявление, до сих пор не нашел себе тюрбан. Он должен прийти сегодня, чтобы посмотреть на пагри Миночера.
В дверь позвонили. Явилась Наджамай. Опять. Позади нее стоял Рамчандра с четырьмя складными стульями в руках. Мысль о слуге, который будет постоянно жить с ней в одной квартире, никогда не нравилась Наджамай, но в конце концов она последовала совету многих, кто говорил, что постоянный слуга безопаснее, чем человек, выполняющий разовые поручения, – он становится почти членом семьи, ответственным и верным. И Наджамай рискнула. Теперь эти двое стали неразлучными.
Они вошли – запах прогорклого жира, смешанный с запахом дхансак масалы, в обрамлении аромата розового масла, струящегося от волос Рамчандры. Такой букет заставил Давлат сморщиться.