Истории Фирозша-Баг

– Прошу прощения, что опять беспокою, я как раз собиралась уходить вместе с Раму – нам так много надо сегодня сделать, – и вот я подумала, что, может, бедняжке Давлат нужны стулья. Так что принесла их, прежде чем уходить. Вы теперь сможете…

Давлат перестала слушать. Хорошо, что дверь в спальню закрыта, иначе Наджамай опять начнет ее вразумлять по поводу лампадки. Неужели эта назойливая болтунья никогда не оставит ее в покое? В столовой и так стояли стулья, которые можно предложить посетителям.

Будь у нее кассетник Сароша, она могла бы записать пленку и для Наджамай. Записывать было бы легко, со множеством пауз, во время которых Наджамай говорила бы сама. Соседка Наджамай, запись 1: «Здравствуйте, заходите. – Длинная пауза – Ммм, да. – Короткая пауза. – Да-да, хорошо. – Длинная пауза. – Хорошо, хорошо». Такую запись сделать было бы проще, чем для тех, кто пришел с соболезнованиями.

– …вы меня слышите, а? Можете оставить стулья у себя, сколько потребуется. Не беспокойтесь, Рамчандра принесет их назад через месяц, через два, когда друзья и родные перестанут ходить. Пойдем, Раму, пойдем, мы уже опаздываем.

Давлат заперла дверь и отступила вглубь квартиры. В ее тишину. Там ждали своего воскрешения моменты их совместной жизни, прошедшие и позабытые, неуместные и тайные. Они были похожи на корешки билетов в кино, которые она находила в карманах брюк или пиджаков Миночера, прошедшие через прачечную, смятые и истрепанные, но все еще поддающиеся расшифровке. Или на старую программку концерта в церкви Святых Андрея и Колумбы[81], организованного Обществом Макса Муэллера в Бомбее, которую она нашла в сумочке, никому не нужную, как и шотландская церковь. В тот вечер во время концерта Миночер изрек с некоторым сарказмом: «Индийская публика слушает немецких музыкантов в церкви, построенной мужчинами в юбках, – Бомбей поистине космополитический город». На бис исполняли Für Elise[82]. Музыка всплыла в памяти Давлат в ее тихой квартире при свете масляной лампы: начало в ля минор было наполнено грустью и ностальгией, невыносимой тоской по прошедшим временам, затем переход в тональность до мажор, которая дает надежду, силу и понимание. Эта музыка (чувствовала Давлат) отражает приходящие к человеку воспоминания – если можно услышать звучание работающей памяти, то Für Elise как раз такая пьеса.

Неожиданно воспоминания обрели чрезвычайную важность, глубоко укоренившуюся необходимость, которая возникла и проявилась в квартире Давлат. Сколько она себя помнила, ее ближайшие родственники всегда вспоминали события из своей жизни, а она как слушатель воспринимала их иногда с увлечением, иногда с нетерпением. Бабушка сажала ее и заводила рассказы о былых временах. Больше всего бабушка любила рассказывать о свадьбе и предшествующем тщательном выборе жениха. А мать, глядя куда-то вдаль, рассказывала, какой она была девочкой-скаутом. У нее до сих пор хранился темно-синий скаутский ранец, истертый и полинялый.

Когда бабушка умерла, в доме три месяца нельзя было включать музыку. Даже соседи во всех трех корпусах на десять дней выключили радио и граммофоны. Целый месяц никому не разрешалось играть на дворовой площадке. В те далекие времена на площадке еще не положили плитку, и тучи пыли взмывали вверх, когда мальчишки Фирозша-Баг носились по ней сломя голову. Хуже всего, конечно, приходилось жильцам первого этажа: мебель, почищенная и протертая утром, к вечеру вновь покрывалась слоем пыли. Тридцатидневный запрет на игры давал жильцам передышку. В тот месяц выросло число читателей Мемориальной библиотеки имени Кавасджи Фрамджи, кое-кого из ребят бабушкина смерть приобщила к чтению. Тогда же мать пустила Давлат на кухню и стала учить ее готовить – теперь там освободилось место для еще одного человека.

Давлат отказалась от радио вскоре после того, как заболел Миночер. Но запрет на музыку, пришедший из детства, вызывал в ней чувство вины, если ей случалось услышать обрывок мелодии, залетевший в квартиру из внешнего мира. Любимой песней Миночера была «У балалайки» из фильма «Балалайка»[83], в котором главную роль сыграл Нельсон Эдди. Они смотрели этот фильм на утреннем показе в кинотератре «Эрос», Миночер пошел уже в четвертый раз и удивлялся, что она до сих пор его не видела. «Как там поется… – Она попробовала напеть, но сфальшивила. – У балалайки, летней ночью мы с тобой… и нам одним теперь обещан рай земной…»

Фитиль в лампадке затрещал. Обычно так бывает, когда остается мало масла. Давлат принесла бутылку и, встряхнув ее, вылила все до последней капли, потом поставила бутылку на подоконник, чтобы не забыть долить.