Истории Фирозша-Баг

Прекрасно владея британским английским, Нариман иногда позволял себе обращаться вольно с этим единственным словом, растягивая гласную на американский манер.

– Но, прежде чем мы начнем новую историю, что вы узнали о Савукше из той, что я рассказывал на прошлой неделе?

– Что он был очень талантливый, – сказал кто-то.

– А еще?

– Что он был очень везучий, раз у него было столько талантов, – сказал Вираф.

– Да. Ну а еще что?

Несколько мгновений все молчали. Потом Джахангир смущенно ответил:

– Этот человек искал счастья, пробуя себя в самых разных областях.

– Вот именно! Но так его и не нашел. Он все время стремился к приобретению нового опыта, и, хотя во всех своих начинаниях добивался большого успеха, счастья ему это не принесло. Запомните: один лишь успех не приносит счастья. И держите в голове, когда будете слушать сегодняшнюю историю.

Сзади раздались скандирующие голоса:

– Хо-тим ис-то-ри-ю! Хо-тим ис-то-ри-ю!

– Ка-а-а-анечно! – сказал Нариман. – Итак, все помнят Веру и Долли, дочерей Наджамай из корпуса «С».

Послышались свист и улюлюканье. Вираф толкнул в бок Керси, который мечтательно улыбнулся. Нариман поднял руку:

– Не сейчас, мальчики. Ведите себя прилично. Те две девушки много лет назад уехали за границу учиться и не вернулись. Они устроились там и были счастливы.

Как и они, молодой человек по имени Сарош тоже уехал за границу, в Торонто, но счастья не нашел. Моя история про него. Скорее всего, вы его не знаете, он не живет в Фирозша-Баг, хотя он родственник кого-то, кто живет.

– Чей родственник? Чей?

– Много будете знать – скоро состаритесь, – сказал Нариман, проведя пальцем по каждой половинке своих усов. – Для нас важна сама история. Поэтому продолжим. Прожив в Торонто несколько месяцев, этот Сарош начал называть себя Сидом, но для нас он будет Сарошем и только Сарошем, потому что это его настоящее парсийское имя. Кроме того, таково было его условие, когда он доверил мне печальное, но поучительное повествование о своей жизни последних лет.

Нариман протер свои очки носовым платком, снова надел их и продолжал:

– Наша история начинается с того времени, когда Сарош прожил в Торонто уже десять лет. Мы обнаруживаем его в состоянии унылом и жалком, он забрался на унитаз и сидит там на корточках, твердо встав ногами на белый пластиковый овал стульчака и пытаясь сохранить равновесие.

Ежедневно в течение десяти лет Сарош страдал от этой позы. Каждое утро у него не было иного выхода – он мог только забраться с ногами на унитаз и сидеть на корточках, как это делают в наших индийских нужниках. Если же он садился, как полагается, то никакими силами не мог достичь результата.

Поначалу эта неспособность всего лишь создавала легкое неудобство. Но с течением времени безуспешные попытки стали все больше его беспокоить. Когда же этот дефект растянулся без перерыва более чем на десять лет, Сарош, просыпаясь по утрам, неизменно мучился и терзался.

Некоторые ребята с трудом сдерживали смех. Но они подозревали, что Нариман рассказывает не просто смешную историю, потому что, когда он рассчитывал на смех, он всегда находил безошибочный способ дать им это понять. Лишь мысль о том, что они могут рассердить Наримана и история закончится раньше, чем могла бы, не позволяла приступам хохота вырваться наружу.

– Видите ли, – продолжал Нариман, – Сарош дал себе десять лет на то, чтобы полностью адаптироваться в чужой стране. Но как можно честно говорить об адаптации, если общепринятый способ очищения кишечника никак не удается? Получение гражданства тоже не помогло. Сарош зависел от старых привычек, и этот неизменный факт, подтверждавшийся снова и снова каждое утро его жизни в новой стране, перекрывал ему кислород.

Предел в десять лет был выбран, в общем, наугад. Но он нависал над ним, словно ужасная острая гильотина. И привели к этому, мальчики, неосторожные слова – неосторожные слова, сказанные им в легкомысленном настроении, как часто бывает со всеми нами.

Десятью годами ранее, выполнив все касающиеся эмигрантов требования Канадского посольства в Нью-Дели, довольный Сарош вернулся в Бомбей. Среди родных и знакомых разнеслась новость о его скором отъезде. Организовали прощальный вечер. Кстати, он проходил в Фирозша-Баг. Многие из вас слишком молоды, чтобы его помнить, но вечер был шумный и длился до поздней ночи. Люди долго и ожесточенно спорили, чего на таких вечерах делать не следует. Началось все с того, что кто-то сказал Сарошу, что он принял очень мудрое решение и что вся его жизнь теперь изменится к лучшему. Но другие заявили, что он совершает ошибку, эмиграция – плохая идея, но, если он хочет быть несчастным, это его личное дело, они желают ему только добра.

Постепенно, по мере исчезновения изрядного количества виски с содовой и рома с колой, между этими двумя группами завязался яростный спор. До сих пор Сарош не знает, что заставило его встать, поднять бокал и объявить: