«Да, конечно, – ответил мистер Равана, несколько приуныв. Туристический бизнес увлекал его гораздо меньше, чем раздача советов эмигрантам. – Надеюсь, вы решите свою проблему. Поверьте, я с радостью верну вам плату за билет».
Сарош поспешил домой. До отлета оставалось всего четыре недели, и каждая свободная минута, каждый возможный способ должны были использоваться при последней попытке адаптации.
Он стал принимать слабительные, с хрустом разжевывая таблетки и молясь, чтобы они помогли ему в сидячем положении. Смена их разновидностей не помогла, как не помогли и всевозможные свечи. Каждое утро он долго просиживал на унитазе. Начальник продолжал отчитывать его за опоздания. Что еще хуже – Сарош покидал рабочее место, как только чувствовал малейший позыв, надеясь: может, хоть сейчас получится?
Значительная часть рабочего времени, проведенная в туалете, отмечалась начальником с неослабевающей бдительностью. Последовали новые вразумляющие беседы. Но Сарош не хотел отказываться от последней надежды, и начальник педантично писал в журнале ежедневного учета: «Исправление не наблюдается». В конце концов Сароша уволили. В любом случае приближалось время уходить с работы, так что ему было уже все равно.
Теперь все дни он проводил, сидя на унитазе, упрямо отказываясь облегчаться привычным способом. На звонки в дверь не реагировал. На телефон не отвечал. Иногда вдруг просыпался среди ночи перед рассветом и как ненормальный мчался в туалет.
Совершенно неожиданно распахнулась дверь квартиры Рустом-джи, и он закричал:
– Что это за несусветная чушь! Два дня подряд тут собирается весь Фирозша-Баг! Это же не пляж Чаупатти, не общество любителей посидеть на корточках, это здание, где люди хотят жить тихо и спокойно!
Так же внезапно он убрался в свою квартиру, хлопнув дверью. Как по сигналу, прежде чем ребята успели что-то сказать, Нариман продолжил рассказ:
– Слезал Сарош с унитаза, только чтобы поесть. Даже в отчаянии он понимал, что без хорошего питания вся затея обречена на провал – давление пищи на кишечник необходимо, если есть хотя бы малейшая вероятность успеха.
Но неотвратимо наступил день отъезда с серым небом и запахом дождя, однако даже слабых намеков на успех так и не появилось. Сарош зарегистрировался в аэропорту и направился в скучный зал ожидания. Исключительно по привычке он завернул в туалет. Но понял безнадежность затеи и вернулся к холодному и влажному пластику кресел. Эти кресла одинаковы в любом аэропорту мира.
Пригласили на посадку, и Сарош первым взошел на борт самолета. Небо стало еще темнее. В окне он увидел, как среди туч вспыхнула зигзагообразная молния. Почему-то ему вспомнилось все, что он выучил в школе Святого Хавьера про зигзагообразные и сплошные молнии. Лучше бы она превратилась в сплошную. В зигзагообразных было что-то зловещее, не обещающее ничего хорошего.
Керси, увлекшись историей, начал непроизвольно хрустеть костяшками пальцев. У него до сих пор осталась эта детская привычка. Из-за неприятного звука Джахангир нахмурился, а Вираф толкнул Керси в бок, чтобы тот прекратил.
– Сарош пристегнул ремень и попробовал подумать о долгой дороге домой, о вопросах, на которые придется отвечать, о сочувствии и критике, которые свалятся на него. Но самым важным для него был настоящий момент – он сидит в самолете, тучи опускаются все ниже, на горизонте сверкает молния – и окончательный приговор: проиграл.
Но погодите. Вот что-то появилось. Какое-то бурчание. Внутри. Или ему показалось? Может, это на самом деле гром, который он в состоянии полной раздавленности вдруг почувствовал у себя внутри? Нет, вот опять. Надо идти в туалет.
Он добрался до туалета, и почти в ту же секунду загорелась надпись: «Пожалуйста, вернитесь на свое место и пристегните ремни». Сарош подумал, что, может, лучше залезть на унитаз и быстро закончить свои дела на корточках, отказавшись от дежурной попытки сделать это сидя. Но самолет тронулся, и это решило вопрос: во время движения на корточках будет трудно удержать равновесие.
Он начал тужиться. Самолет двигался дальше. Сарош все тужился и тужился, трясясь от напряжения. Знак «пристегните ремни» мигал теперь чаще и ярче. А самолет ехал быстрее и быстрее. Сарош тужился изо всех сил, сильнее, чем раньше, сильнее, чем все эти десять лет в новой стране. Воспоминания о Бомбее, собеседование для эмиграции в Нью-Дели, прощальный вечер, замусоленный молитвенник матери – все это само по себе появилось из десятилетнего прошлого, чтобы тужиться вместе, придав ему новые силы.
Нариман остановился и прочистил горло. Сгустились сумерки, сократилась и частота, с которой автобусы BEST курсировали по главной улице рядом с Фирозша-Баг. Летучие мыши начали как сумасшедшие носиться от одного конца двора к другому, их бесшумные тени делали бесконечные круги над корпусами.
– Вторя громовому раскату, хлынул ливень. Сарош почувствовал, как под ним что-то плюхнулось. Неужели правда? Он посмотрел вниз, чтобы удостовериться. Да, именно так. У него получилось!