Истории господина Майонезова (СИ)

Робот тяжело дотопал до самой могилы Котса, постоял возле неё минут пять и повернул назад.

- Он шёл по следу, вероятно, у Кро дырявый мешок! - произнёс напуганный поэт, - Я и не предполагал, что Робин такой большой!

Супруги не успели перевести дух, как услышали резкий пронзительный вопль: «Помогите! Меня душат!»

Босяком бросились к Фигуркиной спальне, возле которой уже стояли охваченные ужасом Адриано и Берёза, а Кот отнимал от шеи Фиги Фигины же руки! Берёза принесла большой термос и налила, расплёскивая, чай в железную кружку, посиневший Фигурка громко отхлебнул из неё, отвернулся к металлической стенке и тут же уснул.

- Вы видели робота? – заговорил возбуждённо композитор, - Он разнесёт «Килькин дом» за пять минут!

Послышалось громкое беспокойное бормотание с выкриками в бельевой комнате.

- Успокоив одного пациента, медперсонал перешёл в другую палату! – констатировал Паралличини.

«В результате гравитационной нестабильности в разных зонах образовавшихся галактик могут сформироваться плотные образования с массами близкими к массе Солнца. Нужна ли власть в подобных «протозвёздных образованиях», сможет ли она снижать стохастичность в социальном пространстве Космоса, и в какой форме она будет реализовываться?» - спрашивал профессор у помидоров, протянув к ним для убедительности речи правую руку, как Цицерон.

Берёза налила в его кружку из термоса, оратор, не просыпаясь, отпил из неё и тут же захрапел.

Не сговариваясь, впятером подошли к открытой двери Варвары Никифоровны. Примадонна, сурово сдвинув брови, не открывая глаз, заявила: «Я докажу вам, бездушные чиновники – карьеристы, что центр оперного вокала – это вам не банановый кексик!»

Не успел Адриано спрятать улыбку, какой врач улыбается больному родственнику, как из соседнего купе, словно Офелия, выплыла Рокки и пошла вокруг большого стола с открытыми глазами, вытянув вперёд руки, приговаривая с милой улыбкой на осунувшемся личике: «Кро, милый мой Кро, скоро у тебя будет яхта!»

Паралличини покрепче вцепился в металлический стул, а Берёза – в термос.

Красивые зелёные глаза Кота заискрились и стали почти чёрными. Ро, в розовой трикотажной пижамке, с влажными ещё, после душа, длинными пушистыми волосами, была обворожительной. Кот невнятно замычал. Берёза, прочувствовав сцену изнутри, обняла лунатичку за плечи и завела в комнату, где, положив на ухо подушку, выводил розовым носом свои замысловатые «хры – хры – пиу» худой, как весенняя белка, Кро.

- Ложись, детка, запри дверь и никому не открывай! – наказала строго Рёзи, поцеловав Ро, как в детстве, в макушку.

Кот уставился безумными глазами на Пыша и жалобно сообщил ему из раннего Майонезова: «Я птицу увидел, своим опереньем она застилала луну!»

Пыш ответил ему назидательно и, даже, с угрозой стихами из этого же цикла:

«Свобода, свобода, свободен тут каждый!

Цветы тут растут до небес!

А месяц, с высокой секвои упавший,

В гнездо великанье залез!

Здесь ящер свободен – ни рыба, ни птица,

Он солнце везёт на горбу!

Но вот начинает на камне светиться

Короткое слово «табу»!»

Кот выслушал этот длинный приговор с акцентом на последнем слове, издал животный звук и, несколько раз, со всей силы, стукнув головой о металлическую стену, убежал в своё купе. По станции пошёл гул, камера зловеще замигала. Оставшиеся уставились на неё в напряжённом ожидании.

- Штраф пришлют по почте! – высказался через пять минут красный тенор.

- Пойдёмте к вам, попьём чая, - сказала, обессилев, Берёза, крепче, словно младенца, прижав к себе большой термос.

Несколько минут молча пили небольшими глотками горячий ароматный чай из металлических кружек.

- Мы здесь, ребята, все сойдём с ума! – не выдержал Адриано.

- Бедный Кро, - произнесла Мушка, - он потерял половину веса.

- Обратите внимание на качество клея, после механических воздействий на стену ни одна картина, ни одна керамическая тарелка не упали! – заметил Пыш.

- А Мушеньке ещё нужно родить здорового малыша! – блестя глазами в полумраке, воскликнула расстроенная Рёзи.

- Я верю, что это произойдёт в Волшебном Лесу! – решительно заявила Мушка.

- Но, согласись, Пыш, это не справедливо?! – выкрикнул розовый вспотевший Паралличини.

- Не будем о печальном, - ответил поэт, понявший суть вопроса, - будем радовать друг друга своим творчеством! Мне для него не хватает луны! Но сегодня на камбузе у светящейся духовки я написал стихи, которые посвятил Марии, столь радушно принявшей нас.

Он поправил шевелюру и начал читать торжественно:

«Какая тишь, на сердце тишь,

Покой рождественского счастья,

А на дворе шумит ненастье,

Белым бело, не видно крыш.

В окошке слабый огонёк,

Бежит искра в морозных перьях,

Чуть виден снежный козырёк

Над заметённой вьюгой дверью.

Метель дымится над крыльцом.

В окне, в светлеющем овале,

Печальная, с простым лицом,

В накинутой на плечи шали.

Не мчит неистовый ездок,

Не ржут лихие кони в пене.

Вдруг рухнул снежный козырёк,

Засыпав мёрзлые ступени.

И снова дым, метельный дым,

Как птица, бьёт в окно порошка,

Заносит облаком седым

След у бессонного окошка.»