Истории мирового балета

«Лебединое озере» он станцевал с Галиной Улановой. Как всегда, его работа отличалась техническим совершенством и некоторыми новшествами, без которых Ермолаев не мог обходиться. После премьеры «Лебединого» мудрый руководитель балетной труппы Федор Лопухов сказал: «Наверное, негоже принцу Зигфриду делать такие громкие кабриоли. Покажи их в других балетах». А в «Жизели» Альберта-Ермолаева сравнивали с Дон Жуаном (так по-своему артист поворачивал партию). И злопыхатели, и доброжелатели, посмеиваясь, говорили, что от энергетики и напора, с которыми Ермолаев выходил на сцену, на его принцах трещали колеты (приталенные курточки без рукавов). Хорошо хоть не кюлоты.

«Когда Ермолаев танцевал, праздник торжества искусства был не только в зале, для зрителей, но и для его коллег по сцене, – пишет искусствовед Татьяна Баженова. – Каждый раз он исполнял свою партию по-иному: не изменяя хореографического текста, Ермолаев вкладывал в танец сиюминутное состояние своей души. Это было то юношеское восхищение жизнью, людьми, искусством, то яростная ненависть к чему-то уродливому, отжившему…»

На сцене ГАТОБ (Кировским он станет только в 1935-м) Ермолаев танцевал четыре года. Он был неприлично молод – и 21 года не исполнилось, когда его пригласили в Москву, в труппу Большого театра. А чуть раньше в столицу переехала Марина Семёнова. Пожалуй, они первыми проложили дорогу из Ленинграда в Москву, потом туда отправятся Гусев, Лопухов, Вайнонен, Захаров, Лавровский, Григорович, Уланова… А сегодня на сцене Большого театра танцуют выпускницы Вагановского училища Светлана Захарова и Евгения Образцова.

Москва была для Ермолаева новой вершиной, и он, конечно, волновался. В Ленинграде была привычная публика, уже сложился репертуар, а что ждало его в Москве, где в те годы царил Асаф Мессерер? Прежний соперник – неистовый Вахтанг Чабукиани – остался в ГАТОБ, а Большой и Москву надо было завоевывать.

И всё повторилось – на сцену Большого Ермолаев не вошел, а ворвался, сразу же отправив в нокаут столичных балетоманов своими неземными прыжками. Разбег, толчок – и атлетическое тело взлетает на невиданную высоту, и при этом всё наполнено актерским содержанием, смыслом, энергетикой роли.

Его звездной ролью стал роль Филиппа в «Пламени Парижа». Балет в четырех актах и семи картинах на музыку Бориса Асафьева был поставлен в 1932 году в Ленинграде Василием Вайноненом. Искусствоведы любят писать, что это был первый советский балет, а Федор Лопухов в своих воспоминаниях расставил акценты: «“Пламя Парижа” показало Вайнонена оригинальным балетмейстером… В балете много поют, много мимируют, жестикулируют, стоят в массовых мизансценах в картинных позах. Больше всего нового содержит танец четверки марсельцев – героические акценты, почти отсутствующие в старых балетах… Главное – это танцы в образе, и вместе с тем танцы бравурные, блещущие сами по себе… Танец басков, поставленный Вайноненом, верен главному: духу народа и образу спектакля, идее пламени Парижа. Глядя на этот танец, мы верим – именно так плясали баски на темных улицах Парижа конца XVIII века, и огнем революции был охвачен восставший люд». В любом случае, это было необычно, и спектакль перекочевал в Москву. Несмотря на то что партию Филиппа Ермолаев танцевал в очередь с Асафом Мессерером, ленинградец взял реванш – балет принес ему абсолютный успех. Мессерер – виртуознейший танцовщик, но он невысокого роста, а тут на сцену вышел гигант – молодой красавец с горящими глазами, необузданной энергией и ошеломительной техникой. В «Пламени Парижа» Ермолаев достиг высочайшего рубежа в своем творчестве. Па-де-де из этого спектакля, которое часто исполняется на балетных конкурсах, безусловно, несет на себе отпечаток его находок и откровений.